Но по коридору молодой человек так и не пошел, избрав третий путь — по узенькой винтовой лестнице из красного дерева наверх. Туда, куда его звали. Туда, где его ждали.

Восхождение было недолгим. Двадцать три ровные, отполированные до зеркального блеска ступени. Борис не считал специально, но когда его нога коснулась последней, выводящей его на небольшую площадку перед очередной дверью, он знал, что сделал именно двадцать три шага. Ровно столько, сколько лет ему исполнилось полтора месяца назад. Было ли это совпадением, игрой спящего разума или чем-то большим, предполагать он не стал. Просто принял этот факт к сведению и уверенно постучал в позолоченную дверь, исписанную серебряными письменами на неизвестном ему языке. Звук ударов костяшек его кулака оказался столь слаб и глух, что Борис хотел повторить попытку еще раз, но, как оказалось, этого стука было вполне достаточно. Его услышали.

— Входи, — проговорил в ответ тихий, спокойный голос, в котором не было ничего указывающего на пол или возраст говорившего. Да и прозвучал он не из-за плотно запертой двери, а откуда-то из его же собственного подсознания. Борис просто понял, что может войти, словно стучал он сейчас не в дверь странного терема, а в дверь собственного разума. В ту самую дверь, что обычно была наглухо закрыта от него.

Да и подозревал ли он вообще о существовании этой двери?

Борис осторожно вошел, сразу пытаясь привыкнуть к темноте, обступившей его со всех сторон. И к тишине, давящей сознание не хуже многотонного пресса.

Затем в тишине прозвучали шаги. Легкие, осторожные, почти робкие.

— Я ждала тебя, — проговорил голос, на сей раз вполне реальный, принадлежащий женщине.

Вернее, молодой девушке. Голос, похожий на вязкую патоку. Томный, нежный, ласковый. Невероятно сладкий, но отнюдь не сладострастный.

— Я не вижу тебя, — проговорил в ответ Борис — Кто ты? Здесь есть свет?

Тишина, нарушаемая только едва слышными шагами босых ног. Борис даже не услышал, просто понял это. Почувствовал, как нежная кожа маленьких, почти детских ступней касается чего-то мягкого и податливого, расстеленного на полу. Затем едва слышный рывок, тихий шелест материи, падающей на толстый ковер и укрывающей собой пол комнаты. За плотной занавесью, аккуратно сдернутой вниз рукой невидимой собеседницы Бориса, обнаружилось огромное овальное окно, напоминающее старое зеркало в дорогой, но уже потертой временем раме. В окно, освещая помещение, мгновенно брызнул холодный и бесстрастный свет луны. Стеллажи, забитые ветхими фолиантами, стол, пара роскошных глубоких кресел.

— Так лучше? — спросил голос.

В комнате оставалось достаточно места для темноты. Именно там и скрывалась сейчас недоступная для взгляда Бориса незнакомка.

— Немногим, — недовольно отозвался Борис — Я по-прежнему не вижу тебя.

— А хочешь ли ты видеть меня? — с сомнением осведомился голос.

— Иначе, зачем я здесь? — ответил вопросом на вопрос Борис.

— Хорошо, — выдохнул голос.

Темнота возле одной из стен всколыхнулась, поплыла, словно густой кисель, и нехотя раскрылась. Ступая легко и непринужденно, в центр комнаты вышла обнаженная девушка. Высокая, стройная, грациозная. Движения уверенные и плавные, почти невесомые, словно она ступала по морскому дну. Даже волосы, спускающиеся ниже плеч, колыхались при каждом ее шаге лениво и сонно. А вокруг ее тела лентами полупрозрачного черного шелка струилась тьма, осторожно лаская прекрасное юное тело.

— Что ты видишь? — спросила незнакомка.

— Тебя. Ты прекрасна, — прошептал Борис, не в силах оторвать от девушки своего взгляда.

Даже тьма, змеящаяся вокруг красавицы, вырисовывая немыслимые узоры, тающие уже через мгновение, была просто невероятна.

Ночная фея грустно качнула головой, словно разочаровалась в ответе, подошла к окну так, чтобы в лунном свете был виден лишь ее черный силуэт на фоне ночного неба. Затем глубоко и нервно вздохнула, хрупкие плечи вздрогнули, послышался треск разрываемой ткани, и гигантские перепончатые крылья, еще более черные, чем ночь, затмили небо.

— Что ты видишь? — повторила свой вопрос девушка. Нет, не девушка. Демоница. По-прежнему прекрасная и манящая.

— Кто ты? — спросил Борис.

Он не был испуган увиденным. Он даже не был растерян. Он просто задал вопрос, казавшийся ему наиболее уместным в данную минуту. Вопрос, которого от него ждали.

— Не важно, кто я…

Из змеящейся тьмы внезапно вылетела крохотная бабочка — белое тельце, черные бархатные крылья. Неуверенно облетела комнату и снова исчезла в темноте.

— Важно, кто теперь ты.

— И кто же я? — спросил Борис и почему-то испугался своего вопроса.

Вернее, он испугался услышать ответ. Но отступать было поздно.

Из темноты выпорхнула новая бабочка, значительно крупнее первой. За ней еще одна и еще пара. И на сей раз бабочки не исчезли.

— Ты теперь один из нас. А мы есть грань между Творцом и Творением. Мы есть Сила, берущая Силу. Мы есть Сумерки, отделяющие День от Ночи, Свет от Тьмы. Мы Ложь и Истина, Боль и Наслаждение, Сон и Явь. Мы дети Тесила, Хранящие и Разрушающие, Рожденные и Обращенные. Мы Суть. Мы Ничто.

Бабочек стало больше. Теперь их было уже несколько десятков, и они ошалело кружили по комнате, слепо натыкаясь на стены и совершенно не замечая раскрытого окна. Или не желая замечать. Одна из маленьких черных бестий подлетела к Борису, робко села ему на руку, потопталась, цепляясь за кожу крохотными коготками и вдруг… вспыхнула ослепительным и невероятно жгучим голубым пламенем, оставляя после себя приличных размеров ожог.

— Ай! — взвыл Борис, остервенело тряся обожженной кистью. — Что за мерзость? А если я не хочу?

— Теперь у тебя нет права выбора, — отозвалась демоница, мягко взмахивая крыльями и порождая этим невероятно изящным движением целый рой бабочек-камикадзе. Уже не десятки — сотни. И многие из них приблизились на довольно опасное расстояние к несчастному Борису, ожидающему от прикосновения к насекомому неминуемой боли. — Его сделали за тебя.

— Вы не можете просто заставить меня! — нервно отмахнулся молодой человек от самоуничтожающихся тварей, для которых по непонятным причинам он был словно детонатор.

Еще одна бабочка попыталась устроиться на его шее и, прежде чем он успел отреагировать, отогнав тупое насекомое, раздался негромкий пш-ш-шик, и несчастный получил новый ожог. Весьма и весьма болезненный.

— Боли быть не должно, — спокойно сообщила девушка, каждым своим движением плодя все новых и новых отродий, заполнивших уже каждый уголок комнаты.

— Тогда что это, по-вашему?!

Еще одна тварь коснулась щеки Бориса, другая уселась на ногу. Боль от ожогов становилась все нестерпимее.

— Они хотят тепла и света, покоя и тьмы, а ты даруешь им лишь огонь. Они тянутся к тебе, а ты отталкиваешь их.