мне юбку, скользит ладонью вверх по бедру и так крепко сжимает его, что мышцу сводит болью. Я упираюсь кулаками ему в грудь, выворачиваюсь – это очевидное «нет», яснее не бывает! Толкаю его и попутно что-то бормочу, кажется «Пожалуйста, хватит!». Он же пытается прижать свои губы к моим, и мы стукаемся зубами, так что звон отдает в голову.

– Тебе нравится, я же вижу.

Снаружи раздается шум, и Этьен на секунду отвлекается, неуверенно отшагнув назад. Вспоминаю прием из далекого прошлого – кажется, этому учили на уроках самообороны еще в школе. Разжимаю кулак, хватаю Этьена за плечо и хорошенько бью его коленом между ног – юбка болтается почти на талии, и так даже удобнее. Этьен с оханьем сгибается пополам, а я со всхлипом выбегаю через незапертую дверь.

Несусь по коридору к запасному выходу и леденею от страха: вдруг он успел закрыть двери? Нет. Он и не думал, что я убегу.

Все десять километров до дома я не сбавляю темпа, стирая ступни в кровь. В квартире я наконец сбрасываю туфли и морщусь от боли. Руки не слушаются, пальцы дрожат. Сажусь на пол и рыдаю, не в силах остановиться. Царапаю себя. Сжимаю кулак, впиваясь ногтями в кожу. Вспоминаю, как я улыбалась ему, а он улыбался мне.

Дилан

Подхожу к школе и вижу, как Этьен запирает дверь.

– Во! – Маркус оказывается у меня за спиной. – Это он.

Знаю, я видел фото. За ту долю секунды я запомнил каждую черту этого подонка.

Я бегу вперед. Маркус удивленно окликает меня, но он слишком пьян, чтобы поспеть за мной. Этьен оборачивается и тут же получает в челюсть. Костяшки пронзает болью, удар отдается в локте. Этьен отшатывается.

– Что за…

– Какого хрена ты делал с моей девушкой?! – воплю я сквозь слезы.

В глазах Этьена испуг.

– Это не то, что ты подумал…

– Да ну? А выглядели вы просто как воркущие голубки! – парирует Маркус.

– Она… с характером. Не давала мне проходу весь триместр, все время искала поводы остаться наедине, оставалась в школе допоздна…

– Заткнись! – говорю я, судорожно вытирая лицо. – Заткнись, сволочь!

– Нет, продолжай, – поощряет Маркус.

– Слушай, я пытался быть хорошим парнем. Но она… В общем, я дал слабину, бывает! Она сказала, что от меня без ума, ну и…

Этьен отшатывается, когда я вновь бросаюсь на него. Маркус меня останавливает.

– Прости… – извиняется Этьен. – Правда, прости.

– Что случилось? Где она сейчас? – допытывается Маркус.

– Я остановил ее, как только понял, к чему идет дело. – Этьен смотрит то на меня, то на Маркуса. – Она разозлилась и ушла. Я ничего такого не хотел. Просто она… очаровала меня… Не могу здраво мыслить, когда она рядом.

Маркус кивает.

– Да, – бормочет он. – Да. Адди такая.

Адди

Звоню сестре. Какое счастье, что у меня есть Деб! Мне не хватает слов, чтобы все объяснить, но она никогда не скажет: «Я думала, он тебе нравится»,  или: «Ты сама этого хотела». Она приезжает, бережно раздевает меня, будто хрустальную, и ведет в душ. После приносит старый махровый халат и крепко обнимает. Даже не обнимает, а держит – чтобы я не развалилась на кусочки.

После шока приходит чувство вины. Все так предсказуемо. Теперь, когда ужас почти позади, я понимаю, что сама напросилась. Он мне нравился. Я пила предложенное им вино и отвечала на сообщения.

– Что бы ты мне сказала, случись такое со мной? – успокаивает меня Деб.

Да, она права. Я бы яростно доказывала, что согласие не дается раз и навсегда. «Нет» значит «нет». Но потом здравый смысл снова меня покидает, уступая место страху и стыду.

Дилан

Перед возвращением домой к Адди Маркус заставляет меня зайти в паб.

– Поговоришь с ней, когда успокоишься. – Он приносит мне четыре пинты. А толку с них!

Слезы капают в стакан. Я даже не рассказываю Маркусу о звонке Люка; если честно, мысли о родителях отошли на второй план. Осталась только боль, раздирающая грудь, словно мне выломали ребра.

– Не грусти, лучше злись. – Маркус пододвигает мне еще стакан. – Адди мутила с учителем, и бог знает, с кем еще, а притворялась беленькой и пушистой. А я ведь знал, что-то с ней не то! Разве я не говорил? Не говорил?!

Адди

Деб хочет остаться, но мне нужен Дилан. Он скоро придет. Надо еще раз сходить душ. Смыть с себя все произошедшее, а затем останется самое страшное – рассказать Дилану.

Но рассказывать не приходится.

Он уже знает.

Дилан

Когда я вхожу в квартиру, Адди кажется мне какой-то иной: глаза огромные, испуганные, как у котенка. Значит, она впервые предала меня с другим мужчиной. Все написано у нее на лице.

– Я знаю, что ты сделала.

Вот что я говорю. А затем объявляю, что ухожу. В пабе я тщательно отрепетировал эту фразу. Говорю, что некоторых вещей не прощаю, а про себя думаю: «Я сильный, я поступаю правильно. Не стану уподобляться матери. Не буду закрывать глаза на правду. Буду сильным».

Поначалу она сидит неподвижно – бледная, маленькая, как дикий зверек, принесенный с мороза и раздумывающий, драться или прятаться.

Тишина ужасает, тишина – словно миг перед падением в бездну. Меня мутит от страха и алкоголя, хочется выскользнуть из своей кожи, подобно змее, и стать кем-то другим, кем угодно.

– А мою версию не выслушаешь? – тонким, детским голосом нарушает молчание Адди.

– Этьен мне все рассказал. Уверен, тебе нечего добавить.

Следующие несколько минут проходят как в тумане: Адди кидается на меня с кулаками, норовит ударить в грудь и топает ногами. Кажется, она хочет сделать мне больно, но в то же время прижаться поближе. Она рычит от отчаяния. Значит, она меня любит. Не хочет меня потерять. Трудно придумать более неподходящего времени для такого озарения.

Адди

Ничто не сравнится с этой болью. Все мои страхи стали явью. Я ужасный человек. Даже хуже, чем думала про себя раньше.

Я никому не рассказываю о случившемся, даже маме.

Деб спасает мне жизнь: звонит куда нужно, везет в полицейский участок и не отходит от меня ни на минуту. Если бы не она, Этьен так и остался бы директором «Барвуда», а я окончательно сломалась бы.

Дилан

Сомнения закрадываются в душу, как плесень. Проснувшись на следующий день в бревенчатом домике Маркуса, я будто вернулся в ту долгую темную зиму перед разрывом с родителями. Из Чичестера нас забрала Индия – похоже, Маркус ей позвонил, что, несомненно, странно. Впрочем, искорка удивления быстро гаснет. Смотрю в потолок