огонь“. На этом расстались. Когда пришла ночь, Маздак призвал двух человек рахибов, своих единоверцев, подарил им золота, надавал обещаний и сказал: „Я возведу вас в чин сипах-саларов“, затем он взял с них клятву, что они не передадут никому о том, что он им скажет. Вручив им два меча, он сказал: „Завтра, когда Кубад, вместе с вельможами и мубадами придет в храм огня и если огонь предпишет убить его, вы оба быстро выхватите мечи и убивайте Кубада; ведь никто другой не войдет в храм огня с мечом“. Они сказали: „Повинуемся“. На другой день вельможи и мубады сошлись в храме огня. Пошел и Кубад. А мубад сказал Нуширвану: „Скажи, чтобы десять человек из твоих приближенных явились с тобою в храм огня, спрятав мечи под одеждой“. А всякий раз, когда Маздак намеревался итти в храм огня, он сперва учил служку, что тот должен произнести под отверстием. Вот он пошел в храм огня и сказал мубаду; „Спроси у огня, пусть огонь поговорит с тобою“. Вот мубад спросил у огня, но не получил никакого ответа. Тогда Маздак сказал: „О, огонь! рассуди нас, засвидетельствуй мою правду“. Из середины огня изошел голос: „Со вчерашнего дня я очень ослабел, сперва дайте мне сердце и печень Кубада, потом скажу, что надо сделать. Маздак — ваш вожатый к вечным усладам того света“. Маздак воскликнул: „Дайте силу огню“. Два человека вытащили мечи, намереваясь напасть на Кубада, Мубад сказал Нуширвану: „Помоги отцу“. Те десять человек вытащили мечи, встали перед теми двумя, не допустили убить Кубада. А Маздак все время говорил: „Огонь говорит согласно |175| божья повеления“. Люди разделились на двое. Одни говорили: „Бросим Кубада в огонь живым или мертвым“. Другие говорили: „Подождем с этим“. Разошлись в конце того дня. Кубад сказал: „Разве от меня произошел какой-нибудь грех, что огонь пожелал меня в пищу? Лучше сгореть в огне на этом, чем на том свете“. Во второй раз мубад уединился с Кубадом, рассказал о бывших прежде мубадах и государях, приводил примеры из жизни каждого из них, указывал доказательства, что Маздак — не пророк, а враг царской династии; ведь Маздак сначала покусился на Нуширвана; когда же он не успел в том, покусился на твою кровь. Если бы я не принял мер, сегодня он погубил бы тебя. Зачем ты веришь, что голос исходит от огня? Я сделаю кое-что, чтобы также разоблачить и эту хитрость, покажу царю, что огонь ни с кем не разговаривает“. Мубад сумел так убедить царя, что тот устыдился своего поведения. „Ты не почитай Нуширвана за ребенка, — говорил мубад, — он распространит повеление на весь мир. Не пренебрегай тем, что он решает. Если ты хочешь, чтобы царство осталось в твоей династии, не открывай Маздаку ни одной тайны сердца“. А Нуширвану мубад сказал: „Постарайся заполучить кого-нибудь из слуг Маздака. Прельсти его имуществом, чтобы он объяснил все дело с огнем, чтобы разом удалить сомнения из сердца твоего отца“. Нуширван нашел одного человека, у того завязалась дружба с одним из послушников Маздака, которого он и привел некоторым путем к Нуширвану. Нуширван усадил его в уединенном месте, положил перед ним тысячу динар, сказал: „Будь впредь моим другом и братом. Я сделаю для тебя все, что может быть хорошего. А теперь я хочу опросить у тебя кое-что. Скажешь правду, подарю тебе тысячу динар, назначу своим приближенным, дам высокий чин. Солжешь, сниму голову с твоего тела“. Человек испугался, спросил: „Если скажу правду, исполнишь ли что обещал?“ Ответил: „Исполню больше того“. Нуширван спросил; „Скажи, какую хитрость применяет Маздак, чтобы заставить говорить с собой огонь?“ Человек спросил: „Если я объясню тебе, сможешь ли ты удержать в сокровенности эту тайну“. Ответил: „Смогу“. Сказал: „Вблизи от храма огня находится кусок земли, обнесенный высокой стеной; среди же места, где огонь, прорезано очень маленькое отверстие; Маздак |176| каждый раз посылает туда кого-нибудь и учит, чтобы тот, приставав рот к отверстию, говорил через него то, что он, Маздак, хочет. Слушающие же думают, что говорит огонь“. Нуширван обрадовался этим словам, понял, что это правда. Он отдал тому человеку тысячу динар, а когда наступила ночь, отвел его к отцу, чтобы он объяснил все обстоятельства дела. Кубад изумился плутовству Маздака, его дерзости. Из его сердца сразу ушли все сомнения. Он приказал привести мубада, воздал ему похвалы, рассказал ему все дело. Мубад сказал: „Я говорил царю, что этот человек — обманщик“. Кубад спросил: „Теперь это известно. Как погубить его?“ Мубад ответил: „Не следует ему показывать, что ты отступился. Устрой еще раз собрание, чтобы я мог вступить с ним в прения; я перестану защищаться, сознаюсь в своей беспомощности и уеду в Парс. А тогда ты действуй так, как найдет целесообразным Нуширван, чтобы покончить с этим делом“. Несколько дней спустя Кубад созвал вельмож, вызвал мубадов и приказал, чтобы они были заодно с мубадом Парса. На другой день собрались. Кубад сел на престол. Маздак на кресло. Мубады начали спор. Мубад из Парса сказал: „Я поражен тем, что огонь говорит“. Маздак сказал: „От небесного могущества сие неудивительно. Разве ты не знаешь, что его святейшество Моисей — мир над ним! — сотворил змия из куска дерева, а из одного камня заставил потечь тринадцать источников. Он сказал: „О, господи! утопи фараона в воде со всем его войском!“ — и всевышний потопил. И землю подчинил ему; когда Моисей произнес: „О, земля! поглоти Каруна!“[353] — она поглотила. Иисус — мир над ним! воскрешал мертвых. Все это не в силах человека и это творит бог. Он также послал меня, подчинив огонь моему велению, Огонь говорит то, что я говорю. Повинуйтесь! а не то на вас падет гнев всевышнего и всех погубит“. Мубад из Парса поднялся и сказал: „Я не смею отвечать человеку, который глаголет от имени всевышнего, которому огонь повинуется. У меня нет сил, |177| больше я не дерзаю. Я уезжаю, вы же, как знаете“. Мубад удалился, отправившись в Парс. Кубад встал с приема, а мубады удалились. Возликовав, Маздак пошел в храм огня, чтобы служить огню в течение семи дней. Когда пришла ночь, Кубад позвал Нуширвана и спросил; „Уезжая, мубад поручил меня тебе, только ты в силах искоренить это учение. Что следует предпринять?“ Нуширван сказал: „Если владыка возлагает на меня эту обязанность и никому об этом не скажет, я поразмыслю о сем деле, сделаю таким образом, что