А старикашка оскалил крепкие желтые зубы, издал что-то вроде скрипучего «Х-хе! Хе-хе!..» и стал медленно пятиться.

Бэнкей метнул в него посох. Острый конец того монашеского посоха при нужде мог бы пробить и ворота, особенно если не новые, а уже малость подгнившие. Старикашка увернулся.

И тут на снег легли синие тени. Внезапно подкрался вечер.

Фальшивый гадальщик сложил пальцы в хитроумную корзинку, набрал в грудь воздуха и резко выдохнул.

Эти приемы Бэнкей тоже знал. Перед тем, как поселиться в монастыре, он обучался у горных отшельников — ямабуси, где и познакомился с тэнгу Остроносом.

Нечисть собиралась с силой, а день уступал место ночи.

— Фудо-ме… — прошептал Бэнкей, призывая на помощь Пылающий меч. Он соединил перед грудью руки. Это уже были не руки, а пребывающий в ножнах меч карающего божества.

— Фудо-ме! — позвал Бэнкей, призывая меч к действию. — Фудо-ме!

Желтобровая нечисть, стоявшая напротив, отшатнулась. Тот, кто принял облик старого бродячего гадальщика, сбился с дыхания. Но наступающая тьма давала ему силу.

Бэнкей внезапно сделал выпад вперед. И рассек правой рукой воздух слева направо. Следующим резким взмахом он прочертил воздух сверху вниз. И увидел, как вспыхнули две серебристые полосы.

Пока они не погасли, Бэнкей нанес по воздуху новый стремительный удар слева направо, и еще один сверху вниз. Линии, не угасая, образовали первый квадрат решетки Кудзи-кири.

— Фудо-ме! — ощущая свою напряженную ладонь лезвием священного Пылающего меча, воскликнул Бэнкей. Главное было — верить и наносить столь быстрые удары, чтобы удержать свечение, пока не будет выстроена вся решетка из девяти полос, пяти продольных и четырех поперечных.

Казалось, и мгновения не прошло — а спасительная и дающая силу решетка Кудзи-кири уже висела в воздухе между монахом и нечистью.

— Кудзи-госин-хо! — разрывая ее руками, крикнул Бэнкей. Теперь он был готов к схватке.

Вот только сражаться было не с кем. Пока он видел серебряные полосы решетки, и только их, фальшивый гадальщик бесследно исчез.

Бэнкей молча соединил руки перед грудью, пряча в воображаемые ножны Пылающий меч Фудо-ме.

Он еще мог разглядеть следы на снегу. Пока совсем не стемнело, следовало разобраться, куда скрылась желтобровая нечисть.

Бэнкей прищурился — следы растоптанных варадзи и днем-то не всегда правильно указывали направление, а сейчас, в полумраке, и вовсе трудно было догадаться, где пятка, а где носок. Однако Бэнкей, таща старикашку за шиворот, убедился, что нечисть весит немало. Вряд ли она унеслась по воздуху, хотя ночью всякое могло случиться. Скорее уж кинулась прочь — туда, откуда взялась. Или засела в кустах, наблюдая за оставшимся без противника монахом.

Решетка Кудзи-кири служила ему, как и всякому начертавшему ее воину, надежной защитой. Но Бэнкей редко испытывал действие решетки и не знал, долго ли она будет его охранять. Поразмыслив, он взял суму и посох, сплюнул и зашагал прочь. Пусть желтобровая нечисть видит монах не хочет с ней связываться и уходит восвояси. Тем более, что где-то там, куда он уходит, есть небольшое селение, а ночевать лучше под крышей, чем под кустом.

Отойдя довольно далеко, Бэнкей остановился и прислушался.

Решетка Кудзи-кири, давая силу, обостряла впридачу все чувства. Если нечисть кралась следом — Бэнкей увидел бы ее на фоне снега или услышал шаги. Ведь нечисть эта была из плоти, и никуда от собственной плоти деться не могла.

Очевидно, фальшивый гадальщик решил, что монах не станет его преследовать. Они схлестнулись, померялись силами — и оба отступили. Монах пошел своей дорогой…

Откуда желтобровой нечисти было знать, что Бэнкей оберегает путников? Сообщить ей это никто не мог. Припугнув его настолько, что он пустил в ход девятиполосную решетку, и поглядев, как он уходит прочь, нечисть могла и успокоиться…

Бэнкей, ступая по собственным следам, неторопливо пошел назад.

Если фальшивый гадальщик посоветовал Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари изменить направление пути — значит, он, скорее всего, заманивал их в ловушку. Нужно было пойти по колесному следу туда, где путники собирались переждать несколько часов. Это был невинный способ обмануть судьбу — временно отказаться от опасного направления, заехать куда-нибудь в тихое место, отдохнуть и потом преспокойно двигаться туда, куда и собирались. Если молодые господа встретились с гадальщиком уже под вечер — то они, очевидно, заночуют в какой-нибудь горной хижине, попросив пристанища у лесорубов.

Зачем фальшивому гадальщику понадобилось заманивать столько людей в горы, Бэнкей, естественно, не знал. И очень пожалел, что рядом с ним нет тэнгу. Тот в свое время много ему рассказывал про повадки людоедов-йикининки. Но те живут поодиночке и не делают себе запасов на полгода вперед! Кем бы мог быть желтобровый старикашка?

Он нашел место, где повозка свернула с дороги и покатила вверх по горной тропе. Нашел он и другое место — где она чуть не опрокинулась. Снег там был истоптан, как будто в нем возились драконы. И, наконец, Бэнкей выбрался к небольшой усадьбе.

Кэраи Минамото Юкинари уже хозяйничали там — развели костер, кормили и поили лошадей. Воду они приносили откуда-то из-за усадьбы. Бэнкей решил обойти ее, чтобы убедиться, что никакая нечисть ее не окружила, да и заглянуть в окна не мешало бы.

Он обнаружил небольшой бассейн, куда стекала по бамбуковым трубам вода из ближнего источника. Бэнкей удивился — лесорубы вряд ли устроили себе такую роскошь. Усадьбу ставил для себя человек толковый, очевидно, просто любитель уединенной жизни.

Монах подкрался, разулся, бесшумно залез на помост крытой галереи, окружавшей усадьбу, и заглянул в щели ситоми.

Молодые господа сидели в главном помещении вокруг жаровни. Она была вмурована в пол комнаты и слабо светилась. Очевидно, была заполнена остывающим древесным углем. В углу пристроился старший кэрай. За спиной Нарихира чинно сидели мужчины из его свиты. А напротив молодых господ разглагольствовал, улыбаясь, благообразный старик. Его Бэнкей видел впервые.

Старик был в богатой, подбитой ватой одежде зимнего цвета — цвета алой вишни. Сидел он с большим достоинством — не подоткнув широкие полы одеяния под колени, а раскинув их вокруг себя красивыми волнами, как принято в хорошем обществе. Бэнкей подвинулся — и увидел ширму, из-под которой выбивалась узорная ткань. Там, за ширмой, сидела женщина, и это была не Норико. Если бы Норико надела такое роскошное платье с узорами, девушка была бы жестоко наказана. Даже придворные дамы невысокого ранга — и те не имели права на тканый узор.

Вошел красивый юноша в шапке из прозрачного накрахмаленного шелка, по виду — настоящий придворный. Он поклонился гостям, и старик указал ему,