Не-мой-день, бился пульс в висках. Не-мой-день…

…Давид Штильнер расслабился не сразу.

– Вы, – он повернулся к тренеру, – собирались ее убить. Я ничего не смыслю в фехтовании, но ваша поза… Вы читались, как ноты с листа.

– Вы занимались музыкой? – спросил Эзра Дахан.

– Немного. У меня есть способности, но увы, нет таланта.

– Тогда вы должны знать, что только музыкант, причем хороший музыкант, легко читает ноты с листа. Эта женщина тоже частично прочла меня. Я ее нервировал, раздражал на подсознательном уровне. О чем это говорит?

– Я занимался музыкой, – по слогам, будто ребенок, которого учат читать, повторил Давид. – А она… Она занималась рукопашным боем. И, пожалуй, усердней, чем я – музыкой. Голиаф, лежать!

С неохотой лигр вернулся на прежнее место. Он пристально глядел в глубину парка – туда, где скрылась Эрлия. В глотке зверя клокотало рычание: тише, еще тише… Все, тишина. Голиаф зевнул и положил голову на лапы.

– Начни она клеймить меня, – Давид размышлял вслух. В этом не было необходимости, но так молодой человек, жертва эмоций, чуждых расе Гематр, думал медленнее, а успокаивался быстрее, – вы бы убили ее. Голиаф в данном случае тоже убил бы ее. Но она и не пыталась взять меня в рабы! Поэтому вы не двинулись с места. Но Голиаф! Проклятье! Это остаточная реакция! Ментальный всплеск во время клеймения – помните реакцию Голиафа в кафе? Умница, он узнал ее, запомнил и узнал…

Давид замолчал. Лицо молодого человека стало лицом настоящего, природного гематра. Он считал, и Эзра Дахан молчал, не мешая Давиду Штильнеру вычислять то, о чем старик-тренер знал заранее. Сейчас можно было расслабиться, дать покой больной спине, понизить тонус мышц, готовых в любой момент взорваться убийственным броском. Годы, подумал мар Дахан. Лечи тренер психику художественными образами по методике банкира Шармаля, он подумал бы так: проклятые годы. И запомнил бы удачный оборот, законсервировал бы на будущее, сколько его ни осталось.

– Эта женщина, – бесстрастно сказал Давид, – пыталась заклеймить Диего Пераля. Ей помешали. Сейчас она разыскивает сеньора Пераля, желая завершить клеймение. Поэтому вчера вы нашли способ приставить к Пералю нас с Голиафом. Не Пераля к нам, нет! Зная специфику Голиафа, вы назначили нас на роль щита. Вероятность моих выводов я оцениваю в восемьдесят целых две десятых процента.

– Три десятых, – поправил мар Дахан.

* * *

…не-мой-день. Не-мой…

– Да! Слушаю!

– У нас проблемы, – сказал коммуникатор голосом Криспа. – Яхта «Мизерабль». Она успела сесть на Китту за миг до блокады. Личная яхта сами знаете кого. У нас проблемы…

– Проблема – это я, – вмешался другой голос. – Я жду вас в отеле.

И манипулярий Тумидус, любимчик Главной Суки, отключил связь. Это было хорошо, потому что Эрлия Ульпия рассмеялась. Слышать ее смех не доставило бы удовольствия даже серийному маньяку-убийце.

Маркиз:

Со мною девять слуг, и всяк из них при шпаге!

Герцог:

Со мной шесть сыновей, исполненных отваги,

И я еще не стар, чтоб обнажить клинок!

Маркиз:

И я вполне здоров, чтоб не свалиться с ног

При выпаде таком, что грудь пронзит без спросу!

1‑й сын:

Отец, мы рвемся в бой!

1‑й слуга:

Мы рвемся без вопросу,

Сиятельный маркиз, наш славный господин!

2‑й сын:

А много ли у вас господ?

2‑й слуга:

Всего один!

3‑й сын:

Худого мы про вас не скажем ничего:

Сейчас – всего один, потом – ни одного!

Герцог:

Отставить толкотню! Вы оба не правы!

Ответьте мне, маркиз, что делаете вы?

Маркиз:

Гуляю под окном сеньора Федерико!

А задница его взывает: «Надери-ка

Меня, лихой маркиз! Покрепче надери!»

Герцог:

Простите, только я вас не пущу к двери,

Ни вас, ни ваших слуг, ни ваших трех бандитов,

Явись они сюда из пекла…

3‑й слуга:

Трус! Иди ты

Гусей пасти!

4‑й сын:

О плут! Мой гонор и мой герб…

4‑й слуга:

Какой там, к черту, герб? Один сплошной ущерб

И знатности семьи, и рода славной чести!

5‑й сын:

Эй братья! Что он врет?!

5‑й слуга:

А ну-ка, взялись вместе!

Герцог:

Назад! Назад, хамье! Вложить клинки в ножны́!

Маркиз, клянусь душой, мне доводы нужны:

Неужто наш поэт…

Маркиз:

О да!

Герцог:

…созрел для таски?

Маркиз:

«Да» сорок тысяч раз! Знаком ли вам сей пасквиль?

(протягивает герцогу листок бумаги. Кричит в окно дома)

Имей ты сто носов – отрежу все носы!

Герцог:

Я нынче без очков. Читай же вслух, мой сын!

1‑й сын:

(зачитывает с выражением)

Сказал язык: «Я правду изреку!»

Дубина тут как даст по языку

И говорит: «Дурак! Явись с повинной!»

Запомним этой азбуки азы:

Язык в крови – он все-таки язык,

Дубина в злате – все-таки дубина!

Герцог:

И кто здесь вы, маркиз?

Маркиз:

Уж точно не язык!

О, этот гнусный стиль обиднее в разы!

Герцог:

Боюсь помыслить, кто!

1‑й сын:

(задумчиво)

Выходит, что дубина…

Маркиз:

Мне плюнули в лицо! Смертельная обида!