— Нет! — кричит она.

И тогда я просто запихиваю ее на заднее сиденье, заканчивая спор. Тут же сажусь рядом.

— Что ты на себя напялила… — красноречиво оглядываю ее неказистую одежонку.

Сдергиваю с нее кепку, и перевязанные резинкой волосы падают на спину. Снимаю с нее очки, и тут Эва дергается в сторону, хватается за ручку двери. Обнимаю ее, удерживаю, чтобы она никуда не лезла.

— Не делай себе хуже, — хриплю ей на ухо.

И тут замечаю, как у нее начинают трястись губы, а глаза моментально становятся влажными.

— Лев, не увози меня, пожалуйста! Не надо, не делай этого!

Ее колотит, она вся ежится, скукоживается, словно стремится занять в этом мире поменьше места, громко всхлипывает. Не могу понять, что с ней творится.

— Эй, ты что, Снегирёк? — только и успеваю спросить, прежде чем она начинает рыдать в голос. — Это какой-то бред…

Я обнимаю Эву, пытаюсь прижать к себе крепче, успокоить, но она от моих попыток еще больше трясется и громче рыдает.

— Ты меня боишься? — вдруг доходит до меня.

Хочу погладить ее по голове, а она вдруг пригибается, словно собираюсь ее стукнуть. Не понимаю, почему она так реагирует. Почему боится? Я ведь ее никогда не бил… В эту самую секунду вспоминаю слова Семёна о том, что навык хождения в темноте так просто не вырабатывается. Я не бил, но до меня, скорее всего, били.

Резко отдергиваю от нее руки, прекращаю прижимать к себе жену. Выставляю вперед ладони и прошу сдавленно:

— Тихо, успокойся. Не хочешь ехать — не поедешь. Эва, я не трону тебя! Пожалуйста, успокойся! Эва!

Она всхлипывает и спрашивает дрожащим голосом:

— Почему ты просто не хочешь меня отпустить?

— Ты же моя жена, Эва! В конце концов, я тебя… — резко затыкаюсь.

«…люблю…» — продолжаю про себя.

Не могу ей этого сказать, никогда не мог. У меня будто язык немеет каждый раз, когда пытаюсь признаться в чувствах. Раньше думал, и без слов видит, теперь понимаю: слепая, ей невдомек или просто плевать, что гораздо вероятнее.

Однако чувствую, сказать нужно.

— Эва, я тебя…

— Купил! — перебивает она.

— Что купил? — сначала не понимаю.

— Ты меня купил! — снова громко всхлипывает она.

Разговор сворачивает совершенно не туда, куда мне хотелось бы.

— Брось ты… еще чего удумала…

— Это факт! Ты заплатил за меня деньги и обращаешься со мной как с вещью! А я не вещь, я человек!

— Брось говорить ерунду! Мы с тобой два года прожили тело в тело…

— И эти два года ты разговаривал со мной только приказами!

— Ты серьезно, что ли?! — У меня начинает дергаться глаз. — Я не приказываю тебе! Может, тон такой, да… Эва, я по восемнадцать часов в сутки управляю кучей народа, ты думаешь, такой режим не откладывает отпечаток на манеру речи? Зачем воспринимать всё так серьезно? Ты на это обиделась?

— Не делай вид, что тебе есть дело до моих чувств и желаний!

— Мне есть дело! И я готов выполнять твои желания…

— Я желаю, чтобы ты сгинул! Видеть тебя не могу!

На это мне остается лишь грустно хмыкнуть:

— Прости, это желание выполнить никак не могу… Ты сейчас обижена, я понимаю, но когда ты остынешь…

— Раньше рак на горе свиснет, чем я остыну! — шипит Эва, потом резко тянется к ручке двери, открывает и выскакивает из машины.

Первый мой порыв — броситься следом и затащить жену обратно. Да только толку… не услышит она меня, что бы я ей ни сказал. Снегирёк наглядно показала, что способ «за волосы и в берлогу» с ней не работает, надо как-то по-другому. И что-то мне подсказывает, что способов перебрать придется немало.

Наблюдаю за тем, как жена бежит обратно. Похоже, в центр ей уже не нужно.

Спрашиваю у Семёна:

— Я что, ей всё время приказываю? Нет же!

Телохранитель молчит.

— Почему не отвечаешь?

— Вы не любите, когда вам перечат.

— То есть приказываю?

— Вы всем приказываете, шеф… — хмуро басит Семён.

Неужели я и правда это делаю? Не замечал за собой, мне казалось, я всегда разговариваю с Эвой уважительно. Есть властные ноты в голосе, это да. Но попробовала бы она покомандовать почти круглые сутки, а потом дома так просто переключиться… Должна же понимать, что муж у нее не сантехник.

— Куда едем, шеф? — перебивает мои грустные мысли Семён.

— Обратно в «Золотые ворота»!

«Золотые ворота» — гостиница, где мы остановились. Чувствую, я в том клоповнике надолго.

Глава 44. Я остаюсь

В тот же день:

13:00

Лев

— Отец… Отец! Оставь панику, — перехватываю телефонную трубку другой рукой и продолжаю мерить шагами гостиничный номер. — Ничего за время моего отсутствия не случится, Луна не рухнет на Землю, а мясокомбинат не развалится. Я вернусь через… — мысленно подсчитываю, сколько я готов дать Снегирьку на ее выпендреж, — …неделю, две максимум. Буду на связи, проконтролирую процесс удаленно, всю необходимую информацию секретарь будет присылать на мою личную почту…

— Какая неделя?! — продолжает орать в трубку отец. — С меня хватило и того, что мой зам, правая рука, надежнейший человек не явился на совет директоров! Я рассчитывал на тебя, Лев! Я верил в тебя и что получил по итогу?

— От меня жена ушла, — цежу ледяным тоном. — Это важнее совета директоров….

— С чего блажь глупой девахи вдруг стала важнее работы? С каких это пор ты так приоритеты поменял?

Начинаю медленно скрежетать зубами.

— Отец, лучше не начинай!

— А я буду! Давно говорил: она тебе не пара. Паршивая девка, за два года ни одного внука от нее не дождался. А гонору-то, гонору… Ишь ты, удумала дверью хлопать. Вот пусть и катится туда, откуда ты ее взял. Зачем она тебе? Давно пора с ней развестись!

Отодвигаю трубку подальше, тихо матерюсь себе под нос, потом снова цежу в телефон:

— Хочешь, чтобы я как ты? Семь разводов и ни одной стоящей супруги в итоге?

— А твоя Эва стоящая, что ли? Мы ее из помойки взяли, отмыли, человеком сделали, а она вон как? Ускакала незнамо куда… Зуб даю, там у нее любовник! Ты бы проверил…

Представляю, как Снегирёк отреагировала бы на очередную проверку. Если я еще что-то такое натворю, точно на пушечный выстрел к себе не подпустит. Кроме того, почему-то не ревную, верю, что нет у нее никого. Если бы кто-то был, она бы не в «Отличную» вернулась.