— Охрана! — ору я так, что дребезжат стекла.

Передо мной тут же оказываются Семён с Павлом.

— Где моя жена?!

— Отыщем, шеф…

Следующие полчаса ее ищут везде, заглядывают в каждую комнату, в каждый угол, просматривают видео с камер наблюдения. Но Эва исчезла, испарилась, будто ее и не было.

Собираю абсолютно всех телохранителей и охранников, а также остальной персонал для допроса в гостиной.

— Датчики движения ловили какую-то активность на улице в полпятого утра… — наконец признается охранник, дежуривший ночью.

— Какое такое движение? — шиплю, буравя взглядом здорового лысого типа.

— Я подумал, это кошка… не стал беспокоиться…

Мне хочется врезать ему.

— Где это было?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— У задней потайной калитки…

— Значит, у задней потайной калитки… — скрежещу зубами.

— Лев Владиславович, так ведь волчья смена, полпятого, я и так восемь часов безотрывно пялился в мониторы, вот и не придал значения… К тому же на экране темно было, ночь безлунная… — оправдывается он с кислым выражением лица.

— Ты уволен, — цежу я сквозь зубы, еле сдерживаясь. — В этом городе лучше работу не ищи!

— Я проверю, что там было, — вызывается Семён.

Иду с ним в комнату охраны. Там мы вместе следим за тем, что записали камеры, установленные возле моей спальни, дальше по коридору и у заднего входа.

— Странное дело, — бубнит Семён, переключая изображения с одной камеры на другую. — Везде темным-темно, света за всю ночь нигде в коридоре не включали, шторы плотно задвинуты, а тут вон видите? Щиток с сигнализацией мигает, будто его кто-то отключает вручную как раз в полпятого в кромешной темноте.

Вижу это и еще больше хмурюсь.

— Бред какой-то… — продолжает ворчать телохранитель. — Это никак не может быть Эвелина Авзураговна. Если принять как данность, что ей пришлось бы выйти из спальни, пройти по коридору, спуститься вниз, дойти до задней двери в кромешной тьме… Она бы двести раз расшиблась или расшумелась, только если не уходила на улицу в очках ночного видения. У нее есть такие?

— Они ей не нужны, — грустно хмыкаю.

Вспоминаю давнюю ситуацию, когда застукал Снегирька, гуляющей по дому в кромешной тьме.

— Не понял, — хмурит брови Семён.

— Эва умеет ходить с закрытыми глазами, она считает шаги…

— Э-э-э… а как она этому научилась? Зачем?

Его вопросы ставят меня в тупик. Понятия не имею, не удосужился спросить.

— Просто это удивительный навык для зрячего человека, — уточняет Семён.

— Почему удивительный? Что тут сложного?

— А вы закройте глаза и попробуйте пройтись. На самом деле это крайне сложно, такому долго учатся. У человека должна быть огромная мотивация, чтобы овладеть данной способностью. Я знал только одного, кто так умел, — он был моим сослуживцем. Его отец бил смертным боем, если тот куда-то сбегал ночью или просто шумел, в общем, еще та семейная драма…

Может быть, Эву тоже били? Она никогда не говорила, а я… я не спрашивал, поскольку и предположить такого не мог. Ни разу ни единого вопроса о ее прошлом не задал. Почему? Теперь не понимаю.

В этот момент мне становится безумно жаль моего Снегирька. Даже гнев на нее куда-то девается. Впрочем, он слишком быстро возвращается.

— Эвелина наверняка пошла к тому детективу, Громову! — тут же понимаю.

— Секунду...

Семён достает телефон, какое-то время в нем роется.

— Нам удалось найти номер телефона этого Громова, можно позвонить, спросить…

— Перешли мне, я сам позвоню…

Слышу жужжание своего мобильного — пришло сообщение с номером, киваю Семёну и ухожу в свой кабинет.

Все-таки не могу поверить в случившееся, в серьезность злых слов Эвы. Она не могла на самом деле так думать, хотеть расстаться. Нет, это всё не о моем Снегирьке…

Из-за какого-то вскользь оброненного предложения о суррогатном материнстве? Что в нем плохого, в конце концов? С чего Эве так беситься? Вчера она и правда вела себя совершенно неадекватно. Может быть, задел какую-то струнку ее души? Обидел? Тогда какого рожна она просила прощения?! Мне не понять эту женщину…

Тут в голову приходит простое и ясное объяснение — это игра. Эва просто ведет какую-то свою игру. Ей зачем-то надо, чтобы я понервничал, побегал, унизился. Может, гормоны шалят или какая-то вожжа под хвост попала. По сути, моя жена — еще слишком молодая, глупая девчонка.

Только со мной этот номер не пройдет. Я не пацан, а взрослый мужчина. Такими, как я, не разбрасываются. Из-за какой-то недомолвки делать мне такую подлость? Я должен поставить Эву на место раз и навсегда, чтобы больше никогда не смела выкидывать ничего подобного…

Пусть почувствует — как это, сидеть без бабла, без шмоток любимых, кукол, без того, чтобы ее круглыми сутками облизывала прислуга. Кстати, обычным людям еще на жизнь зарабатывать надо. Она хочет вернуться к сестрам. Вряд ли они возьмут ее на бесплатный постой, скорее всего, припрягут к делу. Соскучилась по работе горничной? Хорошо, пусть вспомнит, что это такое. Да она через два дня взвоет! Через три начнет сама мне названивать, через пять примчится просить прощения. Не я за ней буду бегать, а она за мной.

Звоню по заветному номеру, слышу зычный бас Громова:

— Что нужно, Лев Владиславович?

Даже не удивляюсь, что он знает мой номер телефона. Как-никак бывший мент.

— Вы гарантируете, что у сестер моя жена будет в безопасности? Там действительно есть охрана?

— Да, — отвечает он тут же.

— Дайте мне поговорить с Эвой.

Через некоторое время в трубке слышится робкое «алло» Снегирька.

— У тебя есть неделя… За это время ты либо возвращаешься из своей самоволки, либо идешь на хрен, ты поняла меня?

— Поняла, — отвечает она.

На этом кладу трубку, я всё сказал.

Вот и проверим, насколько она понятливая.