Двойник насупился, но достал нож из клапана рюкзака и протянул Рамону рукоятью вперед. Рамон кивнул и взял нож. Оба не произнесли больше ни слова на эту тему.

Расчищать дорогу от кустов оказалось почти так же утомительно, как волочить плот. Каждый шаг давался ценой вырубки куста или торчащего из земли корня. И нож от такой работы тупился очень быстро. Дважды на них внезапно обрушивался короткий ливень и так же внезапно прекращался. Гроза — если она, конечно, начнется — обещала быть куда более жестокой. Впрочем, возможно, это ускорит течение — значит, придется кстати.

До воды они добрались, когда уже начало темнеть. Рамон попытался негромко улюлюкнуть, но вышло довольно вяло. Двойник устало улыбнулся. Они оценили ущерб, нанесенный плоту волоком. Одна из связок-поплавков лишилась нескольких перетяжек и требовала ремонта. Настил из веток слегка покосился, но не настолько, чтобы это чем-нибудь угрожало.

— Дай сюда нож, — сказал двойник. — Нарежу коры и перевяжу тростник по новой. А ты пока набери дров, чтобы можно было плыть дальше. Если отчалим вечером, может, удастся уйти от непогоды.

— Хорошая мысль, — согласился Рамон. — Только ты уверен, что не хочешь сам сходить за дровами? Это проще, чем резать кору.

— Ни шага на хрен больше не сделаю, — заявил тот. — Иди ты.

Рамон молча вернул ему нож. Двойник улыбнулся, словно они достигли какого-то невысказанного соглашения насчет оружия. Под скрежет ножа о брусок Рамон побрел обратно в лес. Деревья здесь росли невысокие, с рыхлой, быстро гниющей древесиной. Никаких вековых медностволов — только тупохвосты с черной корой и дубы-божеруки с завитыми спиралью стволами. Набрать сухих ветвей для костра и местных аналогов земного мха на растопку не составляло труда. Вопрос заключался только в том, сколько ходок к плоту и обратно он захочет сделать до отплытия.

Если выше по течению шел дождь — а дождь выше по течению явно шел, — уровень реки мог повыситься. Возможно, он уже повысился. Если им повезет, часть отмелей на изгибах русла могла уйти под воду, спрямив им немного дорогу на юг.

До ушедшего в расчеты с головой Рамона не сразу дошло, на что он смотрит — до тех пор, пока сердце его не заколотилось от страха. На мягкой земле перед ним виднелись свежие отпечатки лап, каждая размером с две его ладони. Четырехпалых лап с длинными, глубокими бороздами от когтей. Чупакабра.

Где-то рядом бродила чертова чупакабра!

Он бросил охапку веток, которую нес, и повернулся, чтобы бежать обратно к реке, но не одолел и половины расстояния, когда, обогнув толстый ствол божерука, почти налетел на саму эту тварь. Глаза ее горели наполовину голодом, наполовину ненавистью. Из разинутой пасти свисал толстый раздвоенный язык. Пожелтелые зубы остротой не уступали кинжалам. Рамон застыл, уставившись в черные, полные злобы глаза. Он сжался, приготовившись к смерти, но тварь не нападала. Даже тогда, уже понимая, что что-то здесь не так, он тупо моргал секунд пять, пока не заметил на загривке зверя небольшую проплешину, из которой вырастала толстая, мясистая кишка. Сахаил.

Медленно, словно против воли, взгляд его скользнул дальше, к фигуре, маячившей за спиной у чупакабры. Избитый, с искромсанными ногами и грудью, Маннек все же стоял во весь свой великанский рост. Поврежденный глаз его почернел, и из него сочилась какая-то противная слизь, но здоровый остался таким же ярко-оранжевым, каким помнил его Рамон. Инопланетянин чуть взмахнул руками, словно сохраняя равновесие в потоке воды. Он заговорил, и зычный, немного печальный голос звучал так, как будто ничего не произошло.

— Ты справился хорошо, — произнес он.

— Какого хрена? — выдавил из себя Рамон перехваченным от потрясения голосом. — Ты же умер! Ты мертв!

Инопланетянин чуть повернул голову. Перья на ней встопорщились и снова опали.

— То, что ты говоришь — ойбр. Я не мертв, как видишь, — сказал Маннек. — Твоя функция заключалась в том, чтобы вступить в то же течение, что и человек. Ты исполнил ее в соответствии со своим таткройдом. Моя же функция на некоторое время отвлеклась от этого, однако теперь вернулась в нужное течение.

— Как ты меня нашел?

— Река течет на юг. Твои перемещения ограничены рекой, — объяснил Маннек. — Странный вопрос.

— Но мы перемещались быстрее тебя. Мы могли выйти на другой берег. Ты не мог знать, что мы окажемся здесь.

— Я не мог догнать вас дальше этого места. Я не мог догнать вас на другом берегу. Поэтому я направился прямо туда, где вы тоже могли оказаться. Ты предполагаешь то, чего не произошло. Это ойбр. Ты должен перестать выказывать ойбр!

Чупакабра испустила негромкий рык; тело ее беспокойно подергивалось, но с места она не трогалась. На боку ее, там, куда угодил разряд Маннека, темнели полосы ожогов: сожженная шерсть, покрасневшая, покрытая волдырями плоть. Похоже, ей все-таки здорово досталось от Маннека. Сахаил дважды дернулся, раздуваясь и сжимаясь как огромный червяк. Рамону даже стало немного жаль чупакабру. Он, когда эта штука была прицеплена к нему, хоть понимал, что происходит. Интересно, подумал он как-то отстраненно, сколько раз Маннек наказывал чупакабру, прежде чем до той дошло, что она больше не вольна распоряжаться собой? И скольким трюкам он успел ее обучить?

— И что? — поинтересовался он с бравадой, которой на самом деле не ощущал. — Что ты задумал дальше? Не можешь же ты просто так убить бедного раздолбая?

Маннек снова помедлил с ответом.

— Ты не точен, — ответил он наконец. — Человек не должен знать о нашем существовании. Иллюзия его знания должна быть исправлена. Ты показал себя подходящим инструментом. Это будет отображено. Человек сейчас на берегу? Мы должны быстро оказаться там.

— Они здесь, — сказал Рамон. — Те-Кто-Пожирает-Малых. Вон они там, их корабли. Что, если они смотрят? Что, если они увидят тебя?

Маннек, казалось, заколебался, а может, Рамону просто отчаянно хотелось, чтобы это так было. Голова пришельца дернулась вверх.

— Они ведь могут, — настаивал Рамон. — У них там сенсоры. Глаза. В прошлый их прилет губернатор просил их помочь отыскать ребенка, пропавшего в Терра-Хуэсо. И ведь нашли. У них на это ушло два часа, а потом они точно сказали нам, где искать этого маленького pendejo. Почем ты знаешь, вдруг они как раз сейчас наблюдают за мной? Выслеживают из-за того чувака, которого я убил? Вот ты сейчас выйдешь на открытое место, где они тебя смогут увидеть, убьешь его — а они разряд запеленгуют. И ты надеешься, они тебя за дерево примут? Они сразу поймут.

Подобного вздора придумывать на ходу Рамону еще не приходилось. Собственно, Маннеку и разряда-то не требовалось, чтобы убить двойника — для этого хватало и гребаной чупакабры на гребаном поводке. Если уж на то пошло, у Маннека хватило бы сил и голыми руками свернуть тому голову, как цыпленку. Впрочем, и сахаила в шее, с помощью которого Маннек мог бы узнать о его истинных намерениях или хотя бы отличить ложь от правды, у Рамона сейчас не было. Худшее, что мог сделать пришелец, не поверив ему, — это убить его. Рамон ждал, выпятив грудь как перед дракой. Маннек переминался с ноги на ногу. Чупакабра поскуливала.