– Я был достаточно взрослым и понимал, что принимаю решение важное… извини за это слово, судьбоносное. Короче, на всю оставшуюся жизнь. Мне тут нравится, а газеты в округе не было. И мы всегда здесь жили, мы все – моя семья, жена. Ну и зачем куда-то ехать? Я хотел давать людям новости без вранья и чернухи – быстро, полно, интересно. И чтобы никто сверху не руководил.

– Прекрасная жизненная позиция, – искренне заметил Давид.

– Ну да, только очень многие тогда решили, будто я тронулся умом. А я повторю: только тот, кто ищет правду, достоин найти ее.

Давид похолодел. Это же цитата из «Шага винта»! Хулиан специально вставил ее в разговор? Знает, кто я такой и зачем приехал? Откуда? Сказал про правду – и смотрит, словно намекает на какую-то шутку, известную лишь им двоим. Давид смотрел на редактора газеты в упор, жадно ловя любую реакцию – еле заметный кивок, полуулыбку, подмигивание, любой жест. Но тот молчал. Давид обливался потом. Совпадение? Нет. Он нашел иголку в стоге сена, случайно сев на нее!

– Тебе нехорошо? – обеспокоенно спросил Хулиан.

Давид наклонился к нему и уставился в лицо с восторгом игрока, у которого на руках все четыре туза.

– Мне хорошо, как никогда в жизни, Хулиан. Ты даже не представляешь, как мне хорошо. Слушай, тебе нравится сочинять, правда?

– Разумеется.

– И ты публиковался?

– Само собой, – изумленно ответил Хулиан, – я же в газете всю жизнь. Поначалу сам весь номер писал, бывало.

– Да я не про газетные статьи. У тебя выходили рассказы, романы? Художественная проза?

– Я написал когда-то несколько рассказов. Молодым совсем. Теперь времени нет этим заниматься.

– А, так ты имеешь ненапечатанные вещи. Хочешь их опубликовать?

– Написать я их написал, но никогда не стремился обнародовать.

– Да, славы ты не ищешь, это точно. – Давид улыбнулся еще одной шутке, понятной только им двоим. – А рассказы хорошие?

– Совсем плохими не назвал бы. Но печатать…

– Допустим на минуту, что ты пишешь прекрасно. Я говорю «допустим» не потому, что это не так, а просто предлагаю именно такую формулировку. Тогда, если ты напишешь нечто, что заинтересует… потрясет миллионы людей – ты ведь это опубликуешь?

– Черт! Да откуда я знаю? – Газетчик не скрывал замешательства.

– Да, ты не был в таком положении. И все же… вот такой человек, как ты – не ищущий известности и богатства, – нашел бы способ опубликоваться, не разрушая своей привычной жизни здесь, в горах?

Давид наслаждался ситуацией.

– Хотя, – продолжил он, – тебе, конечно, приятнее работать тут в газете, не привлекая внимания литературной критики. Это я понимаю.

– А я вот что-то тебя совсем перестал понимать, – раздраженно заметил газетчик.

– Многое на свете понять не просто. Возьмем ваше село – да тут секрет на секрете, и все так тщательно охраняются, и есть среди них совсем тайные… Скажешь, нет?

– За все время, что мы разговариваем, я так и не понял – о чем. Чего ты здесь ищешь?

– Мне по сердцу твоя жизненная позиция, Томас. Скажу больше – я восхищаюсь ею.

– Какой Томас? Меня зовут Хулиан!

– Знаю, Томас. Я буду тебя называть так, как скажешь. Здесь главный не я, а ты. И мы оба знаем, что это так уже четырнадцать лет. Тебе и карты в руки! Мне очень понравилось, как ты сказал о своем решении, принятом в двадцать пять лет, в смысле, что оно определяет всю твою жизнь. Это так верно! Будь твое решение другим, жизнь сложилась бы иначе. Ты не смог бы наслаждаться частной, анонимной жизнью здесь, в Бредагосе, не смог бы спокойно работать – они тебя преследовали бы, держа под постоянным прицелом своих камер. Да, Томас, ты умело спрятался. Знаешь, чего мне стоило тебя отыскать? Рухнула моя семейная жизнь. От меня вчера ушла жена.

– Я понимаю ее, – сухо заметил Хулиан.

– Но теперь все уладится. Я пришел сказать тебе, что все твои условия будут приняты, ничего в твоей жизни не изменится, если ты не захочешь. Но как ты меня, черт тебя бери, подловил! Друг мой, Томас! Эта цитата! Воистину – мелочи решают все, детали делают смысл.

– Цитата?

– Из «Шага винта»: «Только тот, кто ищет правду, достоин найти ее». Действительно, красиво.

– А почему ты вспомнил ее? Ты ее знаешь?

– Еще бы! – воскликнул Давид. – Знаешь, кто ее автор?

– Томас Мауд. Это из его «Шага винта».

– А ты его знаешь, Мауда?

– Да откуда?

– Ну, не надо. От кого теперь тебе защищаться? Мы с Коаном никогда тебя не сдадим. Выполним все твои условия. Тебе вообще не о чем волноваться.

– А ну выметайся отсюда!

– Томас! Не надо так запальчиво. Все, что мы хотим, – чтобы ты снова начал сочинять.

– Да кто этот Томас? Я Хулиан! И я тебе повторяю: я не собираюсь ничего сочинять! Баловался в молодости, так это в прошлом.

Давид наклонился к нему и произнес отчетливо, но тихо, чтобы не подслушали под дверью:

– Больше нет смысла притворяться, Томас. Достаточно ты скрывался – хватит уже. Но не бойся: мы от тебя ничего такого не требуем, только пришли шестую книгу. Нам нужна лишь она. И – все, живи спокойно в горах, наслаждайся анонимностью и свободой, как раньше. Поверь нам, все останется как прежде. Если надо увеличить выплаты – скажи. Мне доверено вести с тобой любые переговоры о наших будущих соглашениях.

– Я тебе сейчас покажу, как мне представляются наши будущие соглашения, – процедил газетчик сквозь зубы, поднимаясь и кладя руку на плечо Давиду. Тому поначалу показалось, будто это дружеский жест, но он ошибался. Ладони Хулиана сжимались вокруг его горла все сильнее и сильнее.

Бросок об пол был довольно болезненным, но худшее началось потом. Трое подчиненных Хулиана Бенито под непосредственным руководством своего редактора выбросили Давида из своего помещения, к счастью, расположенного не так высоко над землей, чтобы причинить ему серьезные увечья. Но сесть он не мог до конца дня.

Рауль и Мария выполнили обещание: Франа и еще двух токсикоманов отвели к пункту лечения метадоном. Рауль оказался старым другом врача из мета-автобуса.

Тех двоих, что пришли вместе с ним, Фран раньше мельком видел в микрорайоне. Они казались близнецами – такими схожими делали их почерневшие, выбитые зубы, лохмы грязных волос и потрепанной одежды, а особенно потерянный, пустой взгляд. Фран впервые спросил себя, как он сам-то выглядит со стороны. Неужели так же? Его зубы были пока целы и не почернели от опиатов. И все же отличался он от них не так уж сильно. Джинсы грязные. Сам три дня не мылся. Кроссовки, когда-то белые, посерели от грязи.

Один из пришедших с ними парней находился в розыске и спешил пройти курс, прежде чем попасть в полицию. Ведь если лечение будет насильственно прервано, например, заключением под стражу, придется или молить о том, чтобы разрешили продолжить лечение там, в тюрьме, что проблематично, или терпеть ломку после резкой отмены препаратов – ломку лютую, нестерпимую, которая неизбежно кончится добытыми на любых условиях уколами с занесением инфекции всех видов, какие есть в камере. Казалось бы, если парень сейчас предъявит в мета-автобусе паспорт, его надо по закону взять под стражу. Но доктора, стреляные воробьи, знали законные способы обойти эту трудность.