На следующий день в начале пятого Ревков пришел ко мне, чтобы забрать авторские труды своего друга.

— Зайдешь? — спросила я.

Влад замялся, очевидно, не зная, приглашаю я из вежливости или на самом деле хочу, чтоб он зашел.

— Давай заходи, — сказала я, раскрывая входную дверь пошире. — Мама недавно шарлотку испекла, пальчики оближешь.

Ревков повиновался и, скинув кроссовки и верхнюю одежду, проследовал за мной на кухню. От осознания того, что Влад у меня в гостях и мы наедине, я ужасно разволновалась, ладони вспотели.

Влад присел на стул и с улыбкой наблюдал за тем, как я наливаю чай и разрезаю шарлотку.

— Я почитала тексты песен Стаса и пришла в полный восторг. Кто бы мог подумать, что он такой талантливый, — сказала я.

— Ага, его в школе учителя на руках носили: самый умный, самый талантливый мальчик. Его сочинения постоянно какие-то призовые места тут и там занимали.

— Я бы тоже хотела уметь так красиво выражать свои мысли. Иногда в душе все так бушует, а в словах все как-то блекло и бесцветно получается.

— Согласен. То, что мы говорим, ничто по сравнению с тем, что мы чувствуем, — с пониманием кивнул Влад.

Я налила ему и себе чай в чашки из маминого праздничного сервиза. Она доставала его только по особым случаям. Но я решила, что факт присутствия Ревкова у меня дома тоже можно назвать особым случаем.

— Златовласка, у тебя были когда-нибудь моменты, что тебе так хорошо, что хочется остановить время? — вдруг ни с того ни с сего спросил он.

— Да, были. Когда родители подарили мне котенка и в этот день разрешили не ходить в школу, чтобы играть с ним. Или когда мы с мамой сидели дома в грозу, смотрели фильмы и объедались мороженым. Или когда я в самый первый раз пошла к Аде с ночевой и мы всю ночь играли в Барби. Или когда мы с тобой танцевали под песню Губина в клубе, — я резко замолчала, осознав, что болтаю лишнее.

Влад опустил глаза, и на губах заиграла улыбка.

— А где теперь котенок? Вроде бы домашних животных у тебя нет, — сказал он.

— Его пришлось отдать в деревню. Он оказался слишком темпераментным. Драл обои, мебель, шторы. Мама сказала, что он нам слишком дорого обходится, — вздохнула я.

— Классная шарлотка. Моя мама тоже очень вкусно пекла, — с аппетитом уминая еду, сказал Влад.

— А сейчас не печет?

— Моя мама умерла, — спокойно ответил он.

Я застыла. Такого я никак не могла предположить.

— Прости, я не знала, — наконец выдавила я.

— Ничего, это было давно. У меня было время смириться с фактом того, что мамы больше нет.

— Сколько тебе было?

— Двенадцать, уже шесть лет прошло.

Боже. Двенадцать — это ужасный возраст для потери близких: все понимаешь и чувствуешь как взрослый, несмотря на то что в душе еще ребенок.

— Влад, это просто ужасно. Не представляю, каково тебе было…

— Да, это и правда было ужасно. Проклятая авария забрала у меня не только маму, но и сестру. Отец чуть не умер с горя.

Я молчала. Шарлотка больше не лезла мне в горло.

— Сколько было твоей сестре?

— Восемь. Ее звали Соней.

— Твои татуировки… Это их даты рождения? — внезапно догадалась я.

— Да.

— Спасибо, что поделился. Я понимаю, что это личное.

Влад сделал большой глоток чая и с улыбкой произнес:

— Знаешь, а мне тоже запомнился наш танец тогда, в клубе.

— Правда?

— Да. Ты тогда рассчитывала, что я тебя поцелую?

— Я? — я попыталась изобразить удивление.

— Да-да, ты. Я же не слепой. Твои сексуальные танцы, потом "у тебя глаза цвета виски", потом в этом топике с голым животом рассекаешь. Все это время ты явно меня соблазняла, — Влад улыбался, глядя прямо мне в глаза.

— Я… Я не знаю, о чем ты говоришь, — растерянно произнесла я.

Его слова были настолько неожиданными, что я едва соображала, что отвечаю. Сердце было готово вырваться из груди.

— Ну, раз не знаешь, тогда кончай голову морочить, — неожиданно серьезно сказал он и поднялся.

Я хлопала глазами, не понимая, что сейчас произошло.

Влад подхватил тексты, переданные Стасом, оделся и, поблагодарив за шарлотку, ушел.

Весь вечер я провела в попытках проанализировать поведение Ревкова. Я даже привлекла для этого Аду, передав ей наш весьма странный диалог. Выслушав меня, подруга заявила, что "Ревков — мутный тип", и что "без бутылки с ним не разберешься". Поняв, что ничего вразумительного от нее ждать не стоит, я попрощалась, но думать про это не перестала.

На следующий день в школе я готовилась к диктанту по русскому, когда увидела идущую по коридору Дашу Полосову. Толстые очки, мешковатая немодная блузка, выцветший синий рюкзак, взгляд под ноги.

До меня донеслись реплики в ее адрес: "Фу, чем тут запахло? А, это Поносова идет", "Классный рюкзак, у первоклашек свистнула?", "Тише-тише, стукачка идет, сейчас всех заложит".

Странно, раньше ее недалекие одноклассники так открыто не выражали свою агрессию. Что изменилось? Я нагнала Дашу в конце коридора и, отойдя с ней в сторону, мягко спросила:

— Даш, в чем дело? Почему эти сволочи как с цепи сорвались?

— Наша классная откуда-то узнала, что Комарова и Зайцев с друзьями курили травку. Нажаловалась директору, родителей вызывали. Все решили, что это я ей рассказала.

— А это не ты? — уточнила я.

Даша покачала головой. Она так сутулилась, будто хотела сжаться до размера молекулы и стать невидимой. Мое сердце защемило от жалости. Эта девочка оставила всякое сопротивление, он не кипела злобой, не защищалась. Я сама никогда не была объектом травли. Да, мне случалось ссориться со сверстниками, но это были открытые конфликты на равных. Я не представляла, каково это быть в позиции жертвы, когда весь класс против тебя.

— Даш, это нельзя так оставлять. Давай расскажем твоим родителям, классной, директору, — предложила я.

— Я уже говорила. Это не поможет, — устало вздохнула Даша.

— Как не поможет? — не унималась я. — А сколько таких случаев, когда нас нет рядом? Сколько ты еще собираешься это терпеть?

— Я ухожу после девятого. Еще немного осталось.

Безропотность, с которой она принимала издевательства, раздражала меня. Просто смотреть на вопиющую справедливость я не могла. Я отстала от Даши. Но пообещала себе, что обязательно что-нибудь придумаю.

В конце марта Аде исполнялось семнадцать. Подруга уговорила родителей разрешить ей праздновать день рождения в их деревенском домике, в котором они иногда жили летом. Главным минусом дома было то, что в нем не было центрального отопления, так что в зимнее время требовалось топить печь дровами. Ада пообещала родителям, что мы сами прогреем дом, если отец привезет поленья.