— Это ваш Помпонацци говорил о том, что надо быть нравственным без веры в воздаяние? — спросил Клезио, — По-моему, он всё-таки впал в заблуждение… Он противоречит Аквинату… Подлинную человечность можно отстоять только в Боге. Вианданте пожал плечами.

— Да, нравственность без Бога становится сверхъестественной в прямом смысле слова. Создается мораль, в которой человек, не имея критерия нравственности, почему-то должен жить как истинный подвижник. Но Помпонацци был чистым человеком, и не умел видеть грязи в других… отсюда и многие его суждения. Суди я пошляка, наглеца и еретика Лютера — приговорил бы к костру, суди я своего учителя — наложил бы епитимью — заставил бы проработать год инквизитором в Священном Трибунале…

Клезио вздохнул. Неожиданно мессир Империали спросил его, как он смотрит на возможность созыва нового собора? Если в эти столь тягостные для Церкви времена прелаты не смогут договориться, остановить ересь треклятых лютеран — это будет концом христианского мира… Почему бы не предложить папской курии собраться, скажем, здесь, в Тренто? Немцы приедут, тут рядом… И городу на пользу, торговлю оживит, жизнь забьет ключом, — подмигнул Вианданте.

Клезио кивнул. Это прекрасная мысль. Он и сам об этом думал. Конечно, организация собора — дело не одного дня, но если сегодня мы не очистим рядов своих от скверны, не сформулируем в исходной четкости евангельские и церковные постулаты — завтра будет поздно. Надо предложить это Его Святейшеству и заронить эту идею в головы столичных прелатов. Опасность понятна всем. Нечего ждать ангелических пап, чтобы избавить церковь от отродий диаволовых, в ней угнездившихся!

Империали утвердительно кивнул. Да, пора действовать.

На вопрос князя-епископа о том, как продвигается дело негодяйки, покушавшейся на него, инквизитор поморщился. Обнаружены сообщники, и они, в свою очередь, причастны к поджогу в доме Спалацатто. Ведьмовство и уголовщина идут рука об руку. Клезио изумился. Господи, что происходит? Откуда столько зла в людях? Ваш друг и собрат! Столь чистый… — Он погрустнел, как печалился всегда, видя гибель молодых, но воспрял духом, — и всё же не оставлены мы в неведении об умерших, дабы не скорбели, как прочие, не имеющие надежды. Ибо, если мы веруем, что Иисус умер и воскрес, то и мертвые во Христе воскреснут, и мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем в сретение Господу…

— Аминь, — со вздохом согласился Вианданте.

Между тем мессир Винченцо рассказал, что во время болезни его посетил старый друг, много путешествующий по Египту, и поведал, что в окрестностях Каира есть кладбище, где мертвые действительно выходят из могил. Обычно это происходит в известный день в марте месяце. Местное население давно знает об этом чуде, и в тот день на кладбище собираются толпы. Он рассказал, что началось это чудо в четверг, продолжалось всю пятницу и закончилось в субботу. Тела появлялись из могил так, как их хоронили в древности, обвитые погребальными пеленами. Ни одно из этих тел не становилось на ноги и не двигалось. Из-под земли, как бы выталкиваемые из неё какой-то невидимой силой, появлялись только рука, нога, бедро. Любопытствующие могли нагнуться и ощупать рукой выставившуюся часть тела мертвеца…

Его слушатели подивились чуду.

Клезио рассказал, что получил недавно письмо от своего друга Эразма. Они познакомились много лет назад в Риме. Для него наступили тяжкие времена. Здоровье пошатнулось, а покоя нет.

Вианданте нравилось прекрасное издание греческого оригинала Нового завета с обширными комментариями, осуществленное Эразмом Роттердамским. Созданная им система нового богословия не вызвала ни восторга, ни порицания, но заигрывания с Лютером казались глупостью. Да, Дезидерий порвал с еретиком, которого ранее поддерживал, но его позиция не удовлетворяла ни одну из ныне враждующих сторон. Положение «над схваткой» глупо и жалко. Прав Алигьери, самые жаркие уголки в аду оставлены для тех, кто во времена величайших нравственных переломов сохраняет нейтралитет… Нельзя забывать и о том, что, хоть кощунственные пассажи Лютера и оттолкнули Эразма, но некоторые высказывания самого Эразма хоть и в ничтожной степени, но тоже спровоцировали появление лютеранской ереси. Теперь-то он пишет антилютеровские трактаты, но… Иоахим, Помпонацци, Эразм… Каждый из них внёс свою лепту в распад мира…

Улучив, наконец, мгновение, когда Вианданте ненадолго отошёл от компании за столом, тощий человек с больными глазами приблизился к нему.

— Я — Джулиано Бельтрамо, господин Империали, местный капеллан.

Вианданте склонил голову. «Весьма рад».

— Не могли ли мы поговорить?

Джеронимо внимательно посмотрел на Бельтрамо, и властным жестом указал на небольшой арочный проём у стены. Стоя здесь, им было видно всех, но сами они терялись из виду. Синьор Джулиано откровенно нервничал, но едва они уединились, заговорил отрывисто и внятно. «Дело в том, что в местной капелле происходит чертовщина. Один за другим из хора пропадают певчие. За последние полгода исчезли трое». В отношении первого — Тони Чиело — он не был ещё сильно обеспокоен. «Он сирота, немного склонен к бродяжничеству, и уже два раза убегал из монастырской капеллы летом. Но к зиме обычно возвращался. Но Марио Виатти никогда никуда не убегал, а между тем пропал незадолго до Троицы. И вот совсем недавно исчез и Брунетто Катандзаро, лучший из всех его певчих! Его покровитель и весьма щедрый меценат синьор Пасколи полагает, что это случайность и мальчики найдутся, но…»

Вианданте хмуро оглядел капеллана. На мгновение их глаза встретились, но, хоть ледяная синева взгляда инквизитора чуть смутила синьора Бельтрамо, глаз он не отвёл. На душе Вианданте стало скверно. Он понял, о чём думал и чего боялся этот слабый, но милый и чистый человек. Поморщился, отрывисто проронил, что постарается разобраться — и покинул нишу. Заметив резкий перепад в настроении друга, Элиа тихо поинтересовался, что случилось? Джеронимо глубоко вздохнул, махнув рукой. «После. А, кстати, я узнал имя нашего осведомителя, ускользнувшего тогда от слежки. У Трех дорог я беседовал с господином Квирино». Элиа в изумлении замер. «Архивариус?» «Угу. Я специально говорил с ним, вслушивался в голос. Это он. Он, что, враждует с Вено? Сильно нуждался в деньгах? Или — был возмущён случившимся? Мне он показался человеком приличным». Элиа задумался.

— У подеста есть дурная привычка так или иначе давать нижестоящим понять, что они… нижестоящие. Да и деньги были немалые, и сотворил подонок мерзость. Всё вместе и было, думаю.

Вианданте кивнул. «Кстати, не удивительно, что так лихо удрал. Он, судя по выговору, местный уроженец и город должен знать, как свои пять пальцев».

В Трибунале, по возвращении, инквизитор, морщась, передал, наконец, прокурору-фискалу рассказ капеллана. Леваро отметил странную нервозность Вианданте. А внимательно приглядевшись, обнаружил, что тот не только нервен, но и откровенно расстроен.

Поток мерзости не иссякал.

в которой, в отличие от предыдущей, рассказывается, в основном, о том, чего не знал его милость Джеронимо Империали ди Валенте, ученик Пьетро Помпонацци, магистр богословия и инквизитор Тридентиума