— Иншалла! Да услышит вас Всевышний. Вы даже не представляете, какие вы счастливые там, в Европе, что можете быть свободными, жить так, как вам заблагорассудится!

— Так почему же, — не выдержал Ганс, — вы не дадите под зад коленом своим фанатикам? Пусть катятся куда подальше!

— Ганс! — осадил я его.

Но женщина и не подумала вознегодовать. Потрепала его по щеке, вздохнула:

— Лучше и не придумаешь. Одному Богу известно, как мы хотим этого, сынок. Но эти люди, они как сорная трава. Двоих выпалывают — четверо вырастают. Да вы не думайте об этом, пользуйтесь тем, что вы здесь. Наша страна великолепна, она может щедро одарить, вы сами увидите. Не следует отворачиваться от нее — этим безумцам только того и надо, но они не должны взять верх. Счастливого вам пути, и да хранит вас Бог.

Подошел молодой человек, украшенный чрезвычайно пышными усами, — ее сын? Или брат? Обменявшись с ней парой фраз по-арабски, он не только сообщил нам адрес агентства по прокату автомобилей, расположенного неподалеку от вокзала, но любезно предложил нас проводить, однако нам не хотелось их задерживать.

— Бедные люди, — посетовала Кассандра. — Туризм для Египта — главный источник благосостояния, а эти фанатичные психопаты настолько тупы, что норовят свести его на нет. Страна мало-помалу впадает в нищету, ее бесценные достопримечательности ветшают и гибнут… Что за идиотская расточительность!

Придя к этому печальному заключению, мы отправились нанимать вездеход. Кассандра выложила на стойку свои водительские права и паспорт.

— Пожалуйста, будьте любезны заполнить это, — по-английски попросил молоденький служащий агентства, протягивая ей формуляр. — Хельга Вейланд, так? — переспросил он, листая паспорт.

— А я-то думал — Кассандра, — подал реплику Ганс.

— Я сменила имя, — отозвалась она и, заметив, что мой братец с трудом удержался от смеха, бросила на него ледяной взгляд. — В чем дело? Для тебя это создает проблему?

Этти захохотал, уже не сдерживаясь, я, право, не понимал, что это его так распотешило.

— В Индии попадаются имена еще куда смешнее, — укоризненно напомнил я, чем только усугубил его веселье.

Между тем служащий, не обращая внимания на нашу пикировку, все пялился на паспорт нашей подруги — похоже, у него-то и вправду возникли проблемы.

— Гм… Прошу прощения, мисс… мадам… но я не понимаю…

Кассандра, до крайности раздраженная, ткнула пальцем в документ:

— Мое имя Хельга, но я взяла себе псевдоним Кассандра, — отчеканила она, стараясь не замечать насмешливых взглядов Этти и Гиацинта. — Здесь это отмечено!

— Да, — промямлил служащий, — но все же…

— Вот и довольно! — Вспылив, она выхватила паспорт у него из рук. — Полагаю, нам не придется проторчать здесь всю ночь?

Ее вызывающий тон давал понять, что она больше не потерпит с его стороны ни малейших комментариев. И он покорился: взял у нее пачку документов, которые давал ей на подпись, а нам вручил ключи от машины.

— Не обращайте внимания, у моего брата порой бывают странные реакции, — шепнул я на ухо Кассандре, когда мы выходили из агентства. — Извините его! А имя у вас очаровательное, — прибавил я с улыбкой обольстителя.

Она ответила столь же призывной усмешкой, полной обещаний, а Этти больно ущипнул меня за руку повыше локтя:

— Ты мне потом все расскажешь. Мне не терпится узнать подробности ваших игр… с Хельгой!

Это имя он произнес подчеркнуто гортанным голосом, словно какой-нибудь водевильный швед.

Я счел за благо пропустить его выпад мимо ушей.

Запасясь минералкой и фруктами в предвидении долгой дороги, мы уселись в машину — вездеход, несомненно, знавший лучшие дни, но, похоже, и поныне наперекор былым испытаниям весьма надежный.

— На первый взгляд все отлично, — констатировал Гиацинт, постучав по капоту.

Принимая во внимание интересы Ганса, мы решили ехать вдоль западного берега — он живописнее.

Разглядывая попадавшиеся на пути селения, окруженные возделанными полями, Ганс спросил моего брата, зачем здесь столько глинобитных башенок, служащих голубятнями и уже ставших характерной приметой региона.

— Голубь очень ценится местными кулинарами, — объяснил Этти. — А голубиные экскременты идут на удобрение под огородные культуры.

Проехав сотню километров, мы миновали поселение Сохаг, потом Акмин — место, где была найдена самая большая статуя Египта — изваяние царицы Меритамон, одной из дочерей Рамсеса II и жены Аменхотепа.

Однако тему пейзажа вскоре вытеснила другая, более увлекательная: заговорили о Фантоме.

С того дня, когда мы обнаружили микрофоны, Кассандра перестала доверять кому бы и чему бы то ни было, и ее паранойя стала заражать остальных. Кто угодно, любой встречный мог оказаться врагом. Почем знать, не наблюдает ли он за нами в эту самую минуту из машины, преследующей нас?

— Тогда почему он до сих пор не отнял у нас предметы, что его интересуют? — недоумевал Этти.

— По-моему, он выжидает момента, когда мы закончим свою грязную работу искателей, чтобы подоспеть на готовенькое, — отвечал Гиацинт.

Это предположение заставило меня содрогнуться.

— Тебе удалось созвониться со своей подругой в Абидосе? — спросил я брата, лишь бы сменить тему.

— Нет, она уже больше трех лет как живет в Каире. Зато профессора Мохаммеда Мухтара мы застанем. Под его наблюдением находятся почти все исторические места края. Он очень симпатичный, вот увидите. Я имел случай поработать под его началом в Каире, когда диссертацию готовил. Он должен меня вспомнить. Профессор Мухтар так восхищался папой, что дальше некуда

— Кстати, о папе! — Я резко обернулся к Гиацинту. — Новости есть?

— Сожалею, но Гелиос неуловим, — извиняющимся тоном признался он. — Зато Амина посоветовала мне, сославшись на нее, связаться с Ясмин Мафуз, она тоже в Абидосе. Это имя вам что-нибудь говорит?

— Она ассистентка профессора Мухтара, — пояснил Этти.

Час спустя мы увидели вдали Балиану, где нам пришлось задержаться на заправочной станции, иначе было не дотянуть до Абидоса, расположенного в пятнадцати километрах отсюда, на краю Ливийской пустыни.

Гиацинт, сменив Кассандру, сел за руль.

— Направо, — указал Этти, развернув на коленях план. — Еще километров четырнадцать.

Мы свернули на узкую дорогу, по обе стороны которой тянулись плантации сахарного тростника, и через двадцать минут пересекли границу, отделяющую плодородные земли от пустыни, при виде которой у Ганса вырвался восторженный, возглас. Она простиралась, насколько хватало глаз. Но мало того…

Гиацинт остановил вездеход на обочине, и мы вышли, чтобы полюбоваться пейзажем. Прямо перед нами, словно только что пробившись наружу сквозь красноватый песок, в окружении высоких скал вставали руины священного Абидосского некрополя и гигантский дворец Сети I, безусловно, одно из красивейших строений Египта.