— По правде говоря, нет. Я могу положиться на вашу скромность?

— Разумеется.

Предоставив остальным продолжать свою пламенную дискуссию о технических приемах реставрационных работ, мы вышли во внутренний двор разрушенного дворца.

Как только мы там оказались, я вытащил из кармана увеличенную копию фрески, снятую с анка или посоха. Этти срисовал ее еще в поезде.

— Вам это что-нибудь говорит? — спросил я, протягивая ей рисунок.

Она пригляделась и свистнула:

— Это изображение Анубиса и Сети I! Работа Этти, не так ли? Красиво, но он несколько рискованно трактует некоторые детали.

— Что вы хотите этим сказать?

— Это та фреска, что во дворце Сети. Но, учитывая, в каком она состоянии, по-моему, мудрено утверждать, что в пору своего блеска она действительно выглядела так. В этой репродукции воображение вашего брата сыграло слишком большую роль. Каким источником он пользовался?

— Наброском, найденным в путевом дневнике одного французского искателя приключений начала XX века, — соврал я,

— Черт, как странно…

— Почему же?

— Зал, где находится фреска, открыт всего сорок лет назад. Профессор Мухтар убежден, что до той поры ничья нога веками туда не ступала. Мои предшественники были вынуждены закрыть его, поскольку свежий воздух угрожал нанести остаткам стенной росписи невосполнимый урон. Вот уже пятнадцать лет, как туда снова нет входа никому.

— Но вы-то сами видели ее, не так ли? Вы же ее узнали!

— Я видела только фотоснимки, сделанные в ту эпоху. Как я уже говорила, доступ туда давно закрыт.

Мое разочарование было так велико, что я его не скрывал.

Стало быть, если мы проникнем туда, мы рискуем погубить бесценные реликвии древности… Прелестная перспектива для археолога.

— Ладно, — уныло вздохнул я. — Как бы то ни было, спасибо за разъяснение.

— Почему эта фреска вас так занимает?

Я махнул рукой, как бы отметая ее вопрос:

— Не то чтобы она была мне так уж важна. Но наши друзья-журналисты заодно с моим братом хотели написать подробную статью о дворце Сети I, а не найдя нигде следов этой фрески, подумали, что это была бы настоящая сенсация, если бы мы первыми… Вы же знаете, что за народ журналисты!

— О да! Профессор Мухтар вечно таскает их за собой, — усмехнулась она. — Даже если вы не сможете посетить тот зал, он наверняка согласится выдать вам разрешение на использование фотографий, которыми распоряжается ведомство египетских древностей. Конечно, правительство потребует платы за право публикации, но ваши друзья по крайней мере получат материал для своей статьи. Что до подробного описания, профессор вас снабдит таким множеством деталей, которого хватило бы на целый том!

— Прекрасная идея, — вздохнул я. — Спасибо за совет

— Вы надеялись, что я помогу вам попасть внутрь дворца? Именно поэтому захотели поговорить со мной наедине? — Ясмин ждала ответа, но я молчал, и она заговорила снова: — Если бы не риск повредить росписи, Морган, я бы это сделала. А так… нет, невозможно. При всей моей дружбе к Амине. Я бы сама себе не могла смотреть в глаза, если бы совершила такое. Она, конечно, поймет меня. Уверена, что и вы тоже.

Подавленный растущим чувством вины, я пожал ей руку, заверив:

— Я понимаю. На вашем месте я бы реагировал так же. Не будем больше говорить об этом, хорошо?

И мы вернулись к остальным. Никто даже не заметил нашего отсутствия.

— Пятнадцать лет как законсервировали… — С тяжким вздохом Этти плюхнулся на кровать.

В нашей комнате собралась вся компания, как на подбор с кислыми рожами.

— Ладно, обойдемся без позволения этого милашки профессора, — решительно объявил Гиацинт.

— Хочешь, значит, сорвать печати и все тут изгадить? — возмутился Ганс. — Эти типы ишачат как полоумные, чтобы это восстановить, а тебе по фигу, пусть пропадает?

— Ты, кажется, забыл, Гансик, что на карту поставлена жизнь человека.

Парень надулся и примолк.

— Зона под круглосуточной охраной, — заметила Кассандра.

— Ты мне будешь говорить о сторожах! — Гиацинт издевательски усмехнулся.

— Да, я опасаюсь непрофессионалов, им часто везет: у дураков свой фарт.

— Как бы там ни было, я здесь не видел ни камер, ни особых систем слежения, — вздохнул Ганс, скрепя сердце признавая то, о чем явно сожалел.

Все разом обернулись к нему:

— Ты уверен?

Он кивнул:

— Да, но завтра тем не менее могу еще и проверить. Если вам от этого полегчает.

— Я рассчитывал приняться за дело сегодня ночью, — заявил Гиацинт.

— Если мы сломаем печати и устроим во дворце кавардак, а потом сбежим, им недолго придется ломать голову, чьих это рук дело…

— Надо снаружи следов не оставить, только и всего, — перебил Гиацинт. — Не важно, какой ущерб мы причиним внутри, ведь никто и не подумает туда сунуться.

— Я с ним согласна, — вставила Кассандра. — Действовать надо быстро. Нам в роли журналистов не продержаться. Ни у кого из нас нет даже приличной кинокамеры или хоть фотоаппарата.

Этти, которому было явно не по себе, заметил:

— Профессор даже не спросил, на какой журнал мы работаем. Это странно. Совсем на него не похоже.

— Я ему сказал, что мы как раз в поиске, нащупываем, где закрепиться, — объяснил Гиацинт.

— И он не поинтересовался подробностями? — настаивал мой братец. — Любопытно.

— А может, ему поднадоело корчить из себя звезду, — возразил я. — С тех пор, как ты его знал, годы прошли. Человек мог измениться. Посмотри на папу. В последние месяцы он бегал от представителей прессы как от чумы.

— Итак, мой цветик, что ты предлагаешь? — резковато бросил Ганс.

— Сегодня ночью. Войдем туда, заберем маску, сделав это как можно аккуратнее, и смоемся, сославшись на то, что намерены побыстрее пристроить сенсационный материал. Организацией отъезда я сам займусь. Чем скорее мы отсюда уберемся, тем лучше.

— Вы забываете одну деталь, — напомнил я. — Если Фантом только и ждет, когда мы добудем маску, этой ночью в Абидосе, чего доброго, станет несколькими трупами больше.

— Проследим, чтобы за нами никто не увязался, — сказал Гиацинт.

— А если тем не менее?..

— Это не ваша проблема, а моя. — Он глянул на часы. — Сейчас семь. Пойдем поужинаем с нашим дражайшим профессором, но Чтобы к одиннадцати быть в полной готовности. А до того ты, Этти, попытайся вытянуть из него побольше. Ну-с, мне надо позвонить.