Я не стала спорить, уже привыкшая, что, какими бы сумбурными ни казались просьбы и действия Коула, в такие моменты к нему стоит прислушиваться. Перегнувшись на задние сиденья и перетащив к себе на колени бумажный пакет, я послушно открыла аптечную банку и, раскрошив в ладонях крупные оранжевые таблетки, засыпала травяной порошок в горлышко одной из бутылок.

– Что это за травы?

– Не знаю, но главное, что в составе есть зверобой.

Я взболтала бутылку и принялась за следующую.

– А что делать с багетом?

– Пускай лежит. Достань зажигалку из бардачка.

– Мне поджечь багет?

– Нет, – Коул удрученно вздохнул. – Это для бенгальских огней.

Я сделала все, как велел Коул, и, сложив поистине охотничье обмундирование в кучу, выглянула в окно. Там, почти за чертой города, возвышался двухэтажный особняк из желтого дерева, огороженный ржавым забором с чугунной калиткой, распахнутой настежь.

– Черт, – выругался Коул, и я, кажется, выругалась одновременно с ним, ведь оба мы увидели у подъездной дорожки припаркованную пустую машину Сэма.

Выхватив из бардачка пистолет, Коул вылетел на улицу. Схватив пакет, я последовала за ним. Деревянные качели под старым дубом раскачивались от ветра. Я почувствовала, как заморосил противный дождь, но вдруг заметила впереди белый газон и выставила перед собой ладонь. Кружась в танце, на нее опустились пушистые снежинки, и я запрокинула голову, глядя в тугие серые тучи, обрушившие на дом Ганса снег в начале октября.

– Как интересно, – вырвалось у меня, когда я, оглянувшись, не увидела снега на капоте машины и на асфальтированной дороге: он, ложась ровным слоем, шел лишь над участком дома, не выходя за границы калитки.

От воя, донесшегося из стен дома, осадившие старый дуб вороны с криком взметнулись в небо.

Спрятавшись под навесом крыльца, я прижалась к дверному косяку, впуская Коула первым. Входная дверь была сорвана с петель и валялась на ступеньках, как мусор. Оказавшись внутри, Коул пригнулся и жестом подозвал меня.

Шаг за шагом мы беззвучно начали обход первого этажа, и Коул заглянул в гостиную. В его руках, снятый с предохранителя и заряженный, был зажат полицейский «Глок». То, как Коул двигался с ним, было похоже на танец. За этот день я, казалось, узнала его лучше, чем за весь прошедший месяц: не офисный клерк и растяпа, а детектив. Щелчок, преображающий его личность каждый раз, как требовалось кого-то защитить, был механизмом той загадочной природы, которую он столько лет принимал за еще один аспект синдрома Аспергера. Истинный охотник.

– Держись за мной, – скомандовал он, и мне совсем не захотелось ему возражать.

Виниловые обои свисали лоскутами, разорванные по швам, а пол был застелен перьями от выпотрошенных подушек. Это был не беспорядок… Это были последствия трансформации – звериное начало оборотня, сеющее хаос и разрушения. Я содрогнулась при виде пятен крови, размазанных по сваленному книжному шкафу. Под ним, без движения, лежало тело женщины в строгой офисной форме. Из-под ее побагровевшей руки выглядывало удостоверение.

– «Отдел опеки и попечительства»? – прочитала я шепотом, наклонившись, и вопросительно посмотрела на Коула, проверяющего кухню.

– Там еще двое. Все мертвы.

Он выбил коленом дверь ванной и заглянул туда, осматривая. Я разделяла его опасливость: даже за душевой шторкой мог притаиться зверь, готовый к смертоносному прыжку.

Атмосфера дома угнетала: было бы не так жутко, окунись мы сразу в противоборство, а не в фальшивую тишину. Коул вздохнул и жестом указал мне на лестницу. Ступеньки скрипели под ним куда громче, чем подо мной, но, не останавливаясь, мы друг за другом поднялись наверх.

Дверь в детскую комнату была выломана. На розовых обоях порхали птицы, выведенные золотой гуашью. Куклы и плюшевые игрушки, разбросанные по полу, небольшая кроватка под окном, завешенным пледом. В прохладном воздухе пахло клубникой и кровью.

– Идем, – шепнул Коул, когда проверил детскую. – Он должен быть где-то здесь…

Я не успела спросить, кого Коул ищет, панически метаясь из угла в угол, – Ганса или же Сэма, – как он уже заскочил в следующую комнату. Собираясь отправиться за ним, я повернулась к окну и проводила взглядом кубик, со стуком выкатившийся из-под кровати и ударившийся об комод.

Пальцы сжали бумажный пакет, прижимая к себе. Приблизившись к детской постели, я встала на колени и, опустившись на пол, осторожно заглянула под нее. Там, в клубках пыли и залежах деталек от конструктора, притаилась девочка пяти лет с двумя белокурыми хвостиками, свернувшись калачиком. Увидев меня, она обняла мишку с пуговицей вместо одного глаза, но не закричала.

– Привет, – выдавила я улыбку, вглядываясь в круглые глаза-бусинки небесного цвета, в точности как у ее отца. – Не бойся. Меня зовут Одри. А как зовут тебя?

Девочка крепче стиснула игрушечного медведя.

– Марта.

– Приятно познакомиться, Марта. А что ты здесь делаешь?

– Прячусь.

– От кого?

– От папы.

Я кивнула, стараясь обуздать материнский инстинкт и воспоминания о том, как точно так же от меня прятался маленький Ноа, играя в прятки. Пыль, игрушки, хихиканье, которое выдавало его с головой и было слышно даже с первого этажа. Утерянное детство.

– Я здесь вместе со своим другом, – прошептала я. – Мы пришли помочь тебе и твоему папе. Где он сейчас?

Девочка положила подбородок на сжатый кулачок, шмыгая носом.

– Наверно, все еще злится.

– Из-за чего?

– Пришли люди, которые хотели забрать меня, и папа разозлился. Он защищал меня. Вы ведь не станете наказывать его за это?

Я сглотнула и, вымученно улыбнувшись, протянула девочке ее укатившийся кубик.

– Нет, конечно, – ответила я, вкладывая кубик ей в ладонь. – Обещаю. Посиди пока здесь, ладно? Я скоро приду за тобой.

Девочка кивнула и стиснула кубик пальцами. Она не дрожала, не плакала, но и остаться в своем убежище была только рада. Марта робко взглянула на коридор через щель под матрасом и ткнула пальчиком в стену.

– Папа на чердаке.

Я с благодарностью улыбнулась ей и привстала на локтях, выбираясь из-под кровати, когда в соседней комнате послышался шум и звук мужских голосов.

– Одри!

Я вскочила и, кинувшись на голос Коула, обнаружила Сэма, ползающего среди осколков торшера. Он, распластавшись на полу, зажимал рукой пробитую голову. Коул сидел рядом, придерживая напарника за плечи. Встав и выпрямившись, Сэм придирчиво осмотрел нас обоих.

– Твою мать, – первое, что по обычаю произнес он, придя в себя и тут же принявшись искать на полу потерянный пистолет. – В дом забрела настоящая зверюга! Волк. Дикий. Просто огромный! Никогда таких не видел. Кажется, это он толкнул меня, и я… Я… Вот блин, – Сэм вздохнул, морщась от головной боли. – Как девочка? Вы нашли ее? Где Ганс?