— Он помог мне стать тем, кем я стал, и я в долгу перед ним и считаю себя его союзником. А кроме того, он может меня наградить.

— А почему ты готов служить мне?

— Возможно, по тем же причинам. — Он бросил на нее из-под ресниц загадочный взгляд.

Награда! Это слово разбудило в ней тревогу и недоверие.

— Я понимаю, ты думаешь, что я помогу тебе карабкаться вверх, но какая награда у тебя на уме, Фицроджер?

Он отвернулся, чтобы взять расшитый золотом пояс, лежавший на сундуке. Его голос снова стал бесстрастным и невыразительным:

— Я не сомневаюсь, что у Сокровища Кэррисфорда найдется что предложить грязному бастарду. — Когда он снова посмотрел на нее, от восхищения у Имоджин перехватило дыхание. В черной тонкой тунике, подпоясанной золотым поясом, Фицроджер выглядел так внушительно, что его слова казались нелепой шуткой.

— Как бы ты ни начинал, лорд Фицроджер, сейчас вряд ли кому-то придет в голову тебя жалеть!

— Меньше всего я нуждаюсь в чьей-то жалости, Рыжик! — Он с издевкой указал на ее залатанное платье. — Или ты уже утратила желание перещеголять меня хотя бы в нарядах?

— У меня почти ничего не осталось! — ответила Имоджин, злясь на его жестокость. Снова и снова, едва между ними забрезжит хотя бы намек на понимание, на что-то близкое и душевное, чего ей так не хватает, как он тут же натягивает на себя пресловутую маску. И Имоджин остается лишь гадать, была ли на самом деле эта искра нежности или она снова забивает себе голову глупыми иллюзиями?

Он принялся перебирать принесенную ей стопку одежды и, разумеется, как все мужчины, за одну минуту превратил ее в бесформенную кучу. Он выбрал лиловое платье и накидку из золотистого шелка. Все было безнадежно изорвано, и Имоджин не выбросила эти вещи только из-за хорошей ткани.

— Надень это.

— На накидке такая дыра, что ее уже не заштопаешь. Посмотри, какие это лохмотья!

— Все равно надень! — Он кинул ей платье. — Если на тебе будет достаточно украшений, никто не обратит внимания на дыры. Я хочу, чтобы сегодня люди видели Сокровище Кэррисфорда во всей его красе.

— То есть полюбовались на твою добычу?

— Совершенно верно. — Он надел на руки тяжелые золотые браслеты. Затем извлек из сундука кошель и протянул Имоджин. — Твой утренний подарок.

— Но… — Она покраснела от стыда.

— Я не считаю себя недовольным, жена.

Она посмотрела ему в глаза и поверила.

Она раскрыла кошель и вынула оттуда драгоценный пояс, инкрустированный аметистами и слоновой костью. Он был выполнен с изумительным мастерством и не уступал в красоте ни одному из ее прежних украшений. Она догадывалась, что это очередное проявление его доброты: по обычаю молодожен преподносит невесте утренний дар или объясняет, чем он недоволен, — и на глазах у нее выступили слезы.

— Спасибо.

— Одевайся, — приказал он. — Король вот-вот войдет в зал.

Он опустился на скамью и вытянул ноги.

Он собирается смотреть, как она одевается? Имоджин застыла.

— Вид твоего обнаженного тела не распалит во мне греховную похоть, Рыжик. Одевайся.

Имоджин начала стаскивать с себя тунику, но вдруг опустила руки и, повернувшись к Фицроджеру, гордо вздернула подбородок, хотя от страха пересохло во рту.

— Нет!

— Почему нет? — На лице его не дрогнул ни один мускул.

— Это может быть правильно по закону, это может быть правильно даже перед Господом, но это неправильно для меня!

Он встал и двинулся к ней, излучая угрозу каждой клеточкой своего огромного тела.

Имоджин испуганно моргнула. Наверное, она перегнула палку. С мужеством отчаяния она осталась на месте и даже постаралась выдержать его взгляд.

Но вот он расслабился, и в его зеленых глазах мелькнула усмешка.

— Хорошая попытка. — С этими словами Фицроджер оставил ее одну.

Ноги ее подкосились, и она рухнула на пол, содрогаясь от ужаса. Как ей это удалось? Она никогда в жизни не посмела бы перечить своему отцу, не говоря уже о Фицроджере!

Похоже, у нее просто не было иного пути, как постоянно сражаться за свои права, даже не зная толком, остались ли у нее эти права или уже нет… Единственным человеком, советовавшим ей не уступать ни в чем, был отец Вулфган. Все прочие наверняка в один голос уговаривали бы ее покориться своему супругу и быть ему хорошей женой.

Особенно в постели.

Вот только супругу, судя по всему, доставляло удовольствие провоцировать ее на ежедневный, ежечасный бунт.

Когда Имоджин спустилась в зал, она была одета в выбранное Фицроджером платье и подаренный им роскошный пояс. Она приказала служанке заплести волосы в две косы, демонстрируя свое положение замужней дамы, но не покрыла голову вуалью, потому что у нее не было подходящего обруча.

В заполненном мужчинами зале мгновенно наступила тишина. Она по взглядам поняла, что все эти люди завидуют ее мужу, и получила от этого немалое удовольствие. Фицроджер поднялся ей навстречу, чтобы проводить к почетному месту рядом с королем.

— Вы ослепительны! — заявил Генрих с веселой улыбкой. — Похоже, Тай отлично справился со своим делом!

Имоджин потупилась, чувствуя, что неудержимо краснеет.

— Ах, какая очаровательная невинность! Жаль, что она не остается на всю жизнь! Готов поспорить, что этой ночью вы уже гораздо охотнее отправитесь в постель, не так ли? И вас не придется подталкивать! — Имоджин готова была провалиться от стыда сквозь землю. — Между прочим, близость с женщиной всегда вызывает у нас волчий аппетит! — благодушно продолжал король. — А где же… — Он замолк на полуслове, и Имоджин готова была поклясться, что Фицроджер подал королю какой-то знак.

Шлюх не было видно, и Имоджин поняла, что Генрих снизошел до ее требований. Какой он необычный человек! Ведь он был повелителем Англии, но в то же время не обижался, когда над ним подшучивали, и даже позволил удалить из зала шлюх! Значит, он веселый и добрый монарх, охотно награждающий тех, кто хорошо ему служит. И карает тех, кто выступает против него.

Можно ли сказать то же о Фицроджере? Что ему нужно от нее? Безусловно, прежде всего ему нужны сыновья — если только она не наберется духу объявить во всеуслышание, что их брак не состоялся.

Наверняка он тоже будет с ней добр и наградит ее, если она выполнит его волю, и накажет, если она не покорится.

И она смирилась с этим. Такова жизнь.

Она вспомнила, из-за чего началась их последняя ссора. Он решил, что Имоджин ничего не умеет делать. Она убедит его в обратном.

Она действительно была неплохо подготовлена, но ей никогда не позволяли самой зашивать глубокие раны или выхаживать заразных больных. Возможно, отец оказал ей этим медвежью услугу, хотя старался сделать как лучше.