Я не знаю, как описать мои чувства. Я вдруг осознал, что вот он, мой ребенок, не что-то неизвестное, как в детстве, не видишь — значит его нет, а реальный человечек, у которого бьётся сердце. Он спал, сложив ручки под щёчкой, и это было так реально… Я сглотнул ком, застрявший в горле. Я не ожидал, что это так…

— Ну вот, — тем временем слышу голос врача. — А вот здесь, — она двигает датчиком, изображение меняется, сначала нечеткое, но врач находит нужный ракурс, — Тут, думаю, и без моих комментариев все очевидно, — с улыбкой произносит она. — Мальчик.

Я смотрю на экран, и там действительно между ножек есть маленький отросток, что намекает на его принадлежность к мужскому полу. Я никогда не интересовался, ничем подобным, и испытал настоящий, пусть и лёгкий, шок. Настоящий человек, крохотный, но человек. С руками, ногами и даже маленькими причиндалами. Мы вышли из кабинета, а у меня в ушах по-прежнему звучит его сердцебиение.

— Я же говорила, будет мальчик, — довольная Ева, не переставая улыбалась. — Через двадцать минут у меня прием. Подождем на улице или тут?

— Тут, — говорю я. И присаживаюсь на диванчик в коридоре.

— Эй, ты чего? — Ева садится рядом, и встревоженно на меня смотрит.

— Нормально все, — отмахиваюсь я.

В кабинет гинеколога, Ева заходит одна, а через минут пятнадцать выходит со слезами.

— Что случилось? — подскакиваю я с места.

— Здравствуйте, — здоровается со мной Евина врач, что вышла из кабинета. — Зайдите, — просит она, и я иду в кабинет. — Я предложила Вашей жене, — это слово больно режет слух, но я сдерживаю себя, чтоб не поправить женщину. — Лечь в больницу для наблюдения.

— Зачем? Что не так?

— У нее гестоз. Он не выражен, но белок в моче держится. Давление пока в норме, но стали появляться отеки.

— Это очень плохо?

— Если пустить на самотёк — да. Впереди праздники, и оставлять ее без наблюдения я не хочу. Объясните Еве, что это необходимо. Направление я сейчас выпишу, подождите в коридоре. И убедите жену.

Выхожу. Ева стирает со щек слезы:

— И что она тебе сказала?

— Что тебе необходимо лечь в больницу.

— Завтра Новый год, что я там буду делать? Я могу лечь и после праздников, — как капризный ребенок заявляет она.

— Ева, я честно не разбираюсь в этом, поэтому предпочитаю доверять тем, кто разбирается. Она сказала, что боится оставлять тебя без наблюдения, она переживает за тебя, и хочет, чтоб ты и наш сын, — специально делаю акцент на этих словах. — Были здоровы. Я не думаю, что ты одна такая, и будешь единственной в отделении. Клиника эта хорошая, палаты, наверняка, комфортные. Реши, что для тебя важно? И прими решение.

Ева долго смотрела в стену напротив. А потом, выдохнув, даже плечи опустила. Смирилась.

— Ты будешь приходить?

— Буду, — честно отвечаю я, потому что, действительно, ощущаю ответственность, перед ней и ребенком, который перестал быть эфемерным, а стал реальным. — И мама тоже не оставит тебя, уверен.

В коридор выходит врач, отдает бумаги и направление.

Мы едем к Еве. Она собирает вещи, потом мы заезжаем в магазин, закупаем продукты. И возвращаемся в клинику. Почти пол часа проводим в приемном отделении. А потом поднимаемся на третий этаж, где располагается отделение патологии беременности.

— От одного названия жутко становится, — морщится Ева.

Ей выделяют одноместную палату, обустроенную, как мини гостиничный номер, с кухонными шкафчиками, чайником, микроволновкой и холодильником. На стене большая плазма. Даже мебель здесь не похожа на больничную.

— Ладно, здесь, действительно, нормально. Надеюсь, я надолго не задержусь, — говорит Ева и устраивается в кресле. Какие здесь часы посещения? — спрашивает у акушерки, что привела нас сюда.

— В этой палате, почти без ограничений. С девяти утра и до девяти вечера. Вы устраивайтесь, а я пойду оформлю историю и приглашу дежурного врача, — девушка выходит.

Смотрю на часы, уже начало девятого, Лина, наверное, меня потеряла, но ни разу не позвонила. Доверяет? Или обижается? Прощаюсь с Евой, обещаю завтра навестить и спешу домой.

ЛИНА

Давида не было очень долго. Я уже извелась вся, несколько раз собиралась набрать его номер, или хотя бы написать сообщение, но в последнее мгновение, откладывала телефон. Я доверяю Давиду, если он задержался, значит на то есть причина.

Снова посмотрела на часы, начало девятого. Для себя решила, что, если к девяти не появится, тогда наберу.

Чтоб немного отвлечься позвонила Анаит Вардановне.

— Здравствуйте, как вы там?

— Здравствуй Линочка, замечательно, мы печём печенье. Тигран мне очень помогает, да, мой хороший? — обращается она к Тигренку.

— Да, — слышу его утвердительное. — А можно ещё и звёздочки вырезать?

— Конечно, — отвечает она сыну, а потом переключается на меня. — А у вас как дела?

— Все хорошо. Мы хотели сегодня заехать за Тиграном, но Давид задерживается, так что наверное поздно уже будет ехать.

— Ну, и правильно, какой смысл его забирать, если завтра опять приведите. Мы тут и так справимся. Правда? — и снова утвердительное "да" от Тигренка.

Мы ещё немного поболтали и попрощались. Мне необходимо расслабиться, лучшее средство — это полежать в ванной. Набираю ванную, добавляю пену. Когда ванная заполнилась на треть я погружаюсь в теплую ароматную воду. Телефон специально оставляю в недосягаемости. С Давидом все хорошо, я уверена, плохие новости приходят быстро. Значит занят. Чтоб занять мысли начинаю петь песни, все, что могу вспомнить. Когда уже кожа на ладошках сморщилась, а вода остыла, я все же выбралась из воды.

Обмотав себя полотенцем, я вышла из ванной и застала Давида сидящим на нашей кровати. Вид его был уставшим и явно расстроенным, и я бы сказала, рассеянным. Он уперся локтями себе в колени, а подбородок уложил на сцепленные в замок руки. Взгляд его был направлен в одну точку, он словно и не заметил, что я вошла.

— Что-то случилось? — он медленно перевёл взгляд на меня.

— Еву в больницу положили. У не гестоз, ничего страшного, но требуется наблюдение.

— А ребенок, с ним все в порядке?

— Да, насколько я понимаю, — а потом совсем тихо. — Я его видел. Это мальчик. Ты представляешь, у него все есть ручки ножки сердечко бьётся, он спал положив под щёчку кулачок, представляешь?

Я представляла. Я помню, как впервые увидела Тигренка на УЗИ. Это ни с чем не сравнить. И Давида я сейчас понимала. При всей его холодности и строгости, которую он так демонстрирует людям, я знаю, насколько хороший, добрый, нежный и даже ранимый он на самом деле.