– Ну, – рассудительно отвечала на это Махпейкер, – если посмотреть, сколько раз при мне гарем хоронил султана, так у него с полдюжины могил уже наберется. И это только на моей памяти…

Хадидже и Башар в ответ на это только хором прыскали, закрываясь рукавами, и разговор прекращался.

Действительно, если верить хотя бы трети слухов, бродящих по гарему, хотя бы третьей части шепотков, которые переносил ветер, хотя бы каждым третьим прекрасным устам, шепчущим новости кому-нибудь в изящное ушко, то оставалось лишь удивляться, почему шахзаде Ахмед до сих пор не воссел на трон Блистательной Порты. О загадочной болезни Мехмеда судачили все кому не лень, а не лень было многим. Говорили даже, что матушка Яхьи воззвала к Аллаху перед смертью, и он внял ее мольбам, наложив на султана проклятье. Ну или же она воззвала к шайтану, и тот исполнил ее просьбу. Иногда в роли взывающей выступала безымянная наложница, казненная за измену. Также упоминали некоего обезглавленного дервиша, голова которого, покатившись по рынку, рассказала о султане очень много интересного…

В общем, понятным оставалось лишь одно: султан Мехмед был толст, безобразен, вонял (именно так!) благовониями… но при этом умел быть потрясающе интересным собеседником. И просто чудесно щедрым хозяином гарема.

Не то что валиде, шпыняющая бедных девочек по поводу и без!

Эх, вот бы понравиться султану…

* * *

В этот раз – впрочем, как и обычно, когда дело касалось султана Мехмеда, – слухи солгали. Якобы умирающий султан явился в гарем, по обыкновению, со сладостями и двумя ларцами подарков. Ласково улыбнулся девчонкам, тут же набежавшим со всех сторон, и велел подать прохладительных напитков – да не только себе, а прекрасным пери тоже! Всем присутствующим здесь прекрасным пери!

Служанки забегали, а Махпейкер, не удержавшись, бросила быстрый взгляд на валиде. И обмерла: Сафие-султан выпрямилась, точно батыр, готовый к бою.

– Ты, – прошипела наставница, и Махпейкер дернулась: сухие пальцы калфы сжали предплечье девушки, – бегом вон в тот угол! Сиди там, улыбайся, глаза в пол, на султана не глядеть!

Махпейкер торопливо повиновалась и совсем не удивилась, обнаружив в том же самом углу кусающую губы Хадидже и гневно раздувающую ноздри Башар. Похоже, калфа отправила их подальше от султана в самую первую очередь.

– Ужас просто, – пробормотала Башар вполголоса, чтобы случаем не разгневать наставницу, отирающуюся неподалеку. – Можно подумать, что он горный гуль, а не повелитель Османов.

– Сафие-султан знает, что делает, – быстрым шепотом отвечала Хадидже. – Молчи и не прекословь.

– И в мыслях не было, – тут же отозвалась Башар. – Просто я знать хочу, что именно происходит.

Махпейкер была с подругой полностью согласна: дела и впрямь творились странные. На каждую девушку, готовую пощебетать с Мехмедом, Сафие-султан обращала свой взор, блистающий таким гневом, что девица моментально тушевалась. На глазах у Долунай, одной из любимиц Сафие-султан, даже выступили слезы от унижения. Словно подгадав этот миг, калфа ухватила девушку за руку и грубо отпихнула от повелителя правоверных.

– Очень невежливо, – пробормотала Башар. – Накажет или нет?

– Кто кого?

– Султан наставницу. Не все же им нас… нас-тав-лять. Ну, не сам, конечно, но распорядится.

– Вообще-то должен… – вздохнула Хадидже, и Махпейкер согласно кивнула.

Калфа вела себя совершенно неподобающим образом, и за такое просто не могли погладить по голове.

Султан озадаченно нахмурился. Краем глаза Махпейкер увидала, как шевельнулись темные одежды валиде: Сафие-султан ступила на шаг вперед. Большего Махпейкер заметить не смогла, поскольку не рискнула поднять глаза. Но спустя пару мгновений Мехмед громко расхохотался и обратился к другой девушке с каким-то вопросом насчет недавно спетой песни. Показалось или валиде облегчённо выдохнула?

Ну, калфа – та совершенно точно расслабилась, как смертница после отмененного приговора.

В этот момент Мехмед вновь обратился к кому-то с вопросом, и Махпейкер с ужасом увидала, как вздрогнула Хадидже.

– Да, господин, – ответила она деревянным голосом, – я читала эту поэму, однако моего ничтожного разума не хватило, чтобы уразуметь то, что я прочла.

А вот на сей раз калфа совершенно точно усмехнулась одобрительно.

– Кто-то еще читал? – обратился султан ко всем девушкам, окружившим его. – Ну, хоть кто-нибудь!

Дернулась Долунай, получив, похоже, пинок от соседки, но смолчала. А вот звонкий голос Фатимы разнесся по всему двору:

– О султан, я прочла и нахожу эти строки подобными драгоценным жемчужинам, нанизанным на нитку смысла!

На сей раз от валиде совершенно отчетливо донеслось: «Дура…»

– Куда девчонке разобраться в высокой поэзии? – еще более отчетливо произнесла Сафие-султан. – Только воображает о себе много…

– Нет-нет, я действительно в восторге! – защебетала Фатима, и Башар удивленно округлила глаза.

Махпейкер ее очень хорошо понимала: впервые кто-то настолько явно взялся перечить Сафие-султан.

– И впрямь дура, – вздохнула Башар. – Мало мы с тобой ей уши драли…

Махпейкер потупилась, скрывая улыбку. Хадидже, к надиранию ушей вовсе не причастная, тоже склонила голову и печально вздохнула.

– О, милое дитя, иди же сюда! – весело расхохотался Мехмед. – Расскажи мне, что ты поняла в творении великого Руми? Он был суфием, ты знаешь?

Дальнейший вечер Мехмед провел почти исключительно в компании Фатимы. Похоже, Сафие-султан больше решила не вмешиваться. Или не могла уже вмешаться.

Калфа переглядывались, но тоже не мешали Фатиме завладевать вниманием султана. Долунай хмурилась, однако сидела смирно. А Махпейкер и подруги слушали беседу, сидя в своем уголке, и все больше убеждались: права была Сафие-султан, тысячу раз права!

Потому как шутки у султана оказались… странными. С каким выражением на лице, как пафосно декламировал он:

В глазах у одной из наставниц подозрительно блестели слезы.

– Разве не прекрасно сказал мавлана[7]? – вопросил султан, и Фатима торопливо согласилась с ним.