Этот раунд остался за мной, и я совсем не был уверен, что не проиграю следующий. Пока инициатива на стороне противника, которого я не знаю и даже предположительно не могу очертить его контуры. Как в старом анекдоте: в какой руке монетка? Загадывающий начинает раскрывать и закрывать одну ладонь со словами: «Пошла подсказка». Подсказка в моей нынешней ситуации состоит в том, что против работают отнюдь не дилетанты. И вся подлючесть ситуации читается единым духом, как надпись на заборе: они меня уже нашли, я их – нет. Бывает хуже, но реже.

Занятый философичными рассуждениями, я не забыл детально обшмонать мертвяка. Парниша «приземлился» в «Кресты» чистым и стерильным, аки птенец птеро-дактиля из спиртовки Петербургской кунсткамеры. Ничегошеньки. Ни микрофона в пуговице, ни кинжала в подошве. Мужчинка шел на совершенно конкретное задание с самыми сугубыми и точными намерениями. К утру врачи, обнаружившие мой остывающий костяк, честно и в полном соответствии с клятвой товарища Гиппократа констатировали бы смерть от острой коронарной недостаточности.

Ничего. Кроме недавно начатой пачки импортных сигарет и чирочка со спичками. Вряд ли вертухаи по доброте душевной оставили ему при шмоне курево: на крутого братского авторитета он не похож. А это означает… А это означает, что пачку ему передали недавно. И не пустенькую, а с инструкциями. Которые он и пустил в трубу посредством дыма. Отсюда противный и нелицеприятный вывод: двери домзака для тех, кто твердо решил меня устранить, открываются так же легко, как дверцы пляжных кабинок. И попытку они повторят. Скоро.

Последнее соображение наполняет мою смятенную душу терпкой тоской. На чистом автопилоте вытягиваю из пачки сигарету, присаживаюсь на нары и чиркаю спичкой. Затягиваюсь глубоко и сладко; правы были киники: в каждой неприятности можно найти что-то хорошее. Например, пачку сигарет. Как там у классика? «Если есть в кармане пачка сигарет, значит, все не так уж плохо на сегодняшний день…» Вот только билета на самолет нет. Ни с серебристым крылом, ни с зеленым. А вот «One Way Ticket» – билет в один конец, мне могут выписать скоро и без сантиментов. Выкуриваю сигарету до фильтра. Теперь самое бы время позаботиться о свежести моего дыхания. Пережевать кусок медной проволоки, благо она без сахара.

Многие в камере не спали. Но и признаков жизни не подавали. Сопели себе тихо в две ноздри. Грохнуть человечка здесь проще простого, вот только вопрос: поверит ли опер, что тот сам упал с лампочки? Мне – нет. Тем более недоброжелателей у меня здесь по крайней мере трое.

Тем не менее приличия должны быть соблюдены. Так меня воспитали. Потому укладываю покойника в позу мирно спящего лотоса, прикрываю его же курточкой, усаживаюсь на нары и вытягиваю очередную сигаретку.

– Табак дело? – спрашивает шепотом спавший до этого на почетных нарах у окошка мужичок, мостясь рядышком, как проезжающий на вокзальной лавочке: сегодня здесь, завтра – там, поболтаем и разой-демся.

Подаю ему пачку:

– Угощайтесь.

Он вытягивает аккуратно сигаретку, прикуривает от бычка, экономя мои спички. Кивает на прикрытый курточкой труп:

– Там, где крести – козыри, наши не пляшут.

Перевести это с тюремного языка я бегло не могу, но смысл улавливаю. Как и то, что в камере установилась мертвая тишина; бродяги замерли, всем своим видом показывая: «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу». Судя по всему, подсевший ко мне мужчина, худощавый, спокойный, с темным скуластым обветренным лицом, авторитет здесь немаленький. В раз-резе глаз – что-то восточное, как у многих русаков. Рот тонкий и жесткий.

Молчу. И не потому, что держу паузу: не время и не место. Просто молчание – золото, а когда находишься в чужом месте и в непонятном времени, это – червонное золото.

– Почто разборку затеяли, служивые?

– Я не служивый.

– Не вкручивай. Я вас на взгляд отличаю.

Пожимаю плечами.

– А этот – просто как с картинки о беспорочной службе, – произнес он, кивнув на труп. Усмехнулся: – Недолгой.

Молчу.

– Что ты, парень, не поделил и с кем?

– Знал бы прикуп, жил бы в Сочи.

– Свисти. Волка в тебе я сразу срисовал. Когда ты бакланов метил. Ну да такова их бакланская доля. Но волк ты странный: мог бы их по-серьезному наказать, и право имел, а не стал. Почему бы, а?

– Я добрый.

Усмешка растянула губы мужчины.

– Угу. А как своего, – он кивнул на белобрысого, – так мочканул одним разом и даже в лице не поменялся.

– Он мне не свой.

– Я сказал, ты понял. Из одной колоды и одной масти вы козыри: крести. Вот только, видать, по разным рукам вас ктой-то при сдаче разбросал. Да и покропил колоду ту мастерово, загодя.

Мужчина затянулся крепко напоследок, затушил бычок:

– Ладно, крутить вокруг да около мне незачем. Да и времени маловато. Мы с тобой не корефаны и не кенты, а так, попутчики. В одну сторону нас тянет сейчас: к выходу. Вот по этому делу и базар.

Теперь замолчал он. Я курил и ждал. Тишина была почти абсолютной.

– Ладушки. Поясню. Вы, служивые, больные на голову. Потому и говорю: я не убийца и не насильник. И выйти надо постараться чисто. Без стрельбы и трупов.

– Постараемся или выйдем?

– От тебя тоже зависит. И тебе здесь задерживаться никакого резона нет.

Молчу.

– Подробности хочешь? Ну, смотри… Козырь я, слыхал?

– Я нездешний.

– Может, оно и хорошо. Если совсем коротко… Работали мы в городе тихо-мирно, а тут такое началось… С Шариком я работал. Про Шарика тоже не слышал?

– Слышал.

– Вот. А я – припозднился со слухом. Горлохваты и сгребли меня «под сурдинку» теплого, и мыслю я себе так: коли не выйду да на Москве братве не до-ложусь, много еще крови будет. Война будет. Крот, что наехал, дурной человечек совсем, его бы списывать давно пора, да не поспели. Знаешь, есть такие среди людей и у нас, и у вас: на вилку нанизывают куда больше, чем в горловину пропихнуть могут. А уж сожрать – тем более. Так вот, Крот из таких. Жесток, а характера маловато. Но и я не пальцем деланный: сам он такую бодягу не стемешил бы, уж очень все здорово да складно случилось. А раз так… Боюсь, грешный, пришлют на меня такого вот тихого парю. Он кивнул на труп белобрысого. – Не со зла пришьют ведь, для порядку.

Он помолчал немного, подытожил:

– Уж кому ты дорогу перешел и что вы там, казенные люди, делите, мне знать не надо, ни к чему. Своего – по маковку. А вот что путь у нас с тобой сегодня один – это точнехонько. Подумаешь или сразу согласишься?

Вытягиваю себе сигаретку, передаю пачку Козырю.

Ценю его щепетильность: думать мне не о чем и выбирать тоже не из чего. Если попытку меня устранить не повторят этой же ночью, то утром – обязательно. А двух проколов в одной операции у профи не бывает.