— Ну вот что ты делаешь?

Сказать, что целуюсь с ним? А то он маленький, не знает…

— Вот серьезно, Мила? — его рука зашла мне за ухо, и я оглохла на это самое ухо, а в другом гремело, ох как гремело, сердце.

Он собрался со мной говорить? О чем? Бесполезно… Я все равно ничего не услышу.

— Взрослые люди не целуются просто потому, что им интересно целоваться. Они целуются с человеком, который им интересен. А если человек интересен, то его хочется узнать поближе — и это называется, вступить с ним в отношения. Извини за канцеляризмы, но я уже готов поехать с тобой в книжный за толковым словарем русского языка, чтобы ты поняла значение некоторых слов. А то ты, как собака, понимаешь только команды. Сесть, встать, принеси, бегом… Но, Мила, — теперь его горячие ладони закрывали мне оба уха. — Я никогда не прикажу тебе «лежать», ясно? Добровольно-принудительные отношения с вознаграждением по факту выполненной работы меня больше не интересует, сыт по самое не могу. Ты видела этих дур? Нормальная баба за деньги не ляжет в постель. Ей будет от этого противно… Мила, скажи, зачем ты со мной целуешься?

— Потому что мне нравится… — я закрыла глаза от стыда. — Целоваться. Потому что ты мне нравишься, но… Я не уверена, что наши отношения — это то, что нам нужно.

Олег тронул меня своим лбом — горячим, а мой, видимо, был жутко ледяным, как и руки, и я продолжала сжимать ими вусмерть мятую кофту. Шляпку, как я успела выяснить в ту самую секунду обледенения головы, я потеряла в ресторане, но возвращаться за ней не собиралась. Мне не на что ее надевать — я окончательно потеряла голову. Я делала то, что делать было нельзя: врала мужчине, который требовал от меня правды.

Меня впервые просили об отношениях, а я впервые хотела просто секса. Мы разные… Он просто этого не понимает. Ему не нужна моя правда. Пусть она остается во мне — глубоко-глубоко. Я постараюсь дать Олегу то, что перекроет его злость на меня, если правда когда-нибудь да выплывет наружу. Инга не права — мне не нужен богатый мужик: они другие, они не понимают элементарных вещей. Для них машина — кусок железа, а для меня — целое состояние, напрочь испорченные отношения с матерью, потому что я пользуюсь иногда ее машиной, не помогая гасить кредит, да потому что другая машина напрочь разбила мои отношения с отцом, который, иногда возникая на горизонте, кичился, что подарит мне на восемнадцатилетие тачку. Мне уже двадцать четыре, права в кармане лежат все эти шесть лет, а отца я видела за это время раза три и при встрече даже не намекала на обещанный подарок… И слышала его по телефону — не больше.

Не надо, Олег, не надо обещать того, что ты не в силах исполнить. Отношения со мной — это миф, это сказка, это просто твоя усталость от дур на шпильках, неспособных нассать в стакан, чтобы достать маслинку.

Но этого всего я не скажу — ты это без моих слов знаешь, ты просто не хочешь об этом думать — ты вдруг столкнулся с забавной собакой и заметил ту, что держала ее за поводок. Но первой ты заметил собаку: Агата — объект твоих воздыханий. Я же случайно попала в поле твоего зрения, и дурацкое заточение приковало меня к тебе, точно на поводке, но дальше поводка есть жизнь — другая, в которой мы бы никогда не пересеклись.

— Я думал, что Сашка — то, что мне нужно. Ты явно считала, что твой рассольник ценят. Ты не можешь предугадать заранее, где треснет и треснет ли вообще… Ну если я тебе нравлюсь, то зачем ты меня гонишь? Зачем? Ну прогони меня через неделю, месяц, год, но какого хрена не давать мне шанса? Ты же не маленькая девочка. Ну возьми еще одного мужика к себе в копилку? Скажи, что именно тебя останавливает? Брат? Что я его сосед? Не молчи, Мила, потому что я не вижу других препятствий, но если они есть — назови их… Огласи весь список, пожалуйста, — сказал Олег уже голосом алкоголика из знаменитого советского фильма, хотя был трезв, как стекло.

Сколько глотков вина он выпил? Явно все они вышли через напряженные костяшки пальцев во время знакомства его кулака с лицом Гошкиного брата.

— Никакие. Поехали домой, — я даже рукой махнула, будто гнала Олега от себя, а не соглашалась на ночь с ним.

— Через булочную? — улыбнулся он. — Хочешь тортик к чаю? Мы же не можем пойти спать без чая. Не можем, — ответил он за меня и за себя и вообще непонятно за что…

За что мне зацепиться в этом безвоздушном пространстве, когда его руки, вместо руля, сжали мне талию — и та сравнялась с размером кольца. Подвесить бы меня на кольцо… на веревочку и покрутить, как крутила мама в далекой юности, ища в доме угол со здоровой энергией. В салоне Теслы ее явно не было — меня трясло, меня колотило, меня подташнивало… Но есть ли для меня место в доме Олега?

Я еще никогда не чувствовала себя так погано. ПМС — да не то слово…

— Что с тобой? — он снова держал мою голову в объятиях.

Я действительно перестала чувствовать остальное тело — осталась моя голова, горячая и ничего не соображающая.

— Ничего… Так, женское… Если мы доверяем друг другу, то можешь даже не предохраняться.

Секунда замешательства.

— Я тебе доверяю, — проговорил он. — И потом… Мне только что сказали, что я хорош с детьми…

— А я плоха, — с трудом подмигнула я, чтобы обозначить шутку. — Так что можешь мне доверять на все сто…

— И ты мне, если что…

Если чего, не будет… У меня хоть что-то в жизни как часы…

— Какой тортик купить?

Олег вел машину сам. Правда, по Гуглу. Ни в какую не соглашался довериться Яндексу.

— Я доверяю твоему выбору. Только без клубнички.

— Хорошо, — его лицо расплылось в улыбке. — Куплю с клубникой. Тоже терпеть не могу уменьшительно-ласкательных суффиксов. Только настоящая жизнь. Только хардкор. Агата, — он толкнул собачью морду обратно в машину, когда запарковался возле магазина. — Тебе сладкое нельзя. Но я куплю тебе ржаные крекеры, если их здесь продают.

Наглая морда полезла с поцелуями, но ее все равно отправили восвояси на заднее сиденье.

— Кому вершки, а кому корешки — запомни. Жизнь совершенно несправедливая штука.

И Олег захлопнул дверь, точно поставил восклицательный знак в своей речи. В команде «сидеть и не рыпаться». Но рыпнулся мой телефон. Не Лола, хотя странно — не звонила уже так долго. Мать. Ну что Инге надо?

— У тебя все хорошо? — спросила она тихо.

— Мама, я тебе обязательно позвоню, когда мне будет плохо. Кому, как не тебе?

Надеюсь все же, что плохо мне будет не скоро. И не по плохому поводу.

— Ну все, отдыхай… — Олег похлопал машинку по заднему крылу, из которого торчал теперь шнур зарядки: точно ведь как игрушка, но по цене двух самолетов.

Невероятно, но у них там за пятьдесят штук можно и легкий самолетик купить, и обыкновенный катер. Да, верно говорят: у вещей нет цены, за них каждый дает столько, сколько может…