Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Чашка, разумеется, по-прежнему всегда со мной. Я все так же занимаюсь своим ремеслом, надеясь, что со временем дядя простит меня. Но шли годы, и я вдруг обнаружил, что стараюсь не давать чашку тем, кто, как мне кажется, будет жить еще долго. Зато я постоянно вручаю ее людям, которые вскоре наверняка должны умереть.
— Что же стало тому причиной? — спросил я.
— Я понял, что ищу общества тех, кто умирает, потому что надеюсь увидеть среди них своего дядю. Вот только он со мной встречаться не желает. Зато недавно почивших людей я зачастую вижу по нескольку дней. Однако я далеко не сразу понял, кто они теперь такие. Ведь ни один врач, в том числе и я сам, не может видеть умерших и похороненных людей. По-моему, мой дядя делает это нарочно, и я вижу их. Они стоят, такие одинокие, в полях, близ кладбищ, у скрещений дорог, и ждут, когда минуют сорок дней.
— А на перекрестках-то почему? — спросил я.
Он явно был удивлен моей неосведомленностью и ответил:
— Там пересекаются не только дороги, но и жизненные пути людей, происходят главные перемены в их судьбе. В данном случае жизнь сменяется смертью. Как раз на перекрестках мой дядя и встречается с ними по прошествии сорока дней.
— Зачем они в таком случае приходят на кладбища?
— Иногда покойники настолько сбиты с толку, что не знают, куда им идти, и, естественно, стремятся поближе к собственным телам. Там я и начинаю их собирать.
— Как это?.. — спросил я.
— Я стараюсь сразу помочь хотя бы нескольким, — пояснил он. — Для этого и прихожу в такие места, где их, скорее всего, можно найти. В больницы. В церкви. На шахты, где они порой падают замертво. Я собираю их и в течение сорока дней держу при себе, а затем веду куда-нибудь на перекресток и оставляю там — для дяди.
— При вас и сейчас такие имеются? — спросил я.
— Зачем вы так, доктор! — Он был явно разочарован.
Мне стало стыдно. Уж больно небрежно я отозвался о мертвых.
— Зачем же вы их собираете, если они все равно уйдут к нему? — поинтересовался я.
— Потому что так для него легче, — ответил бессмертный человек. — Он знает, что они в безопасности, скоро окажутся в его власти. Ведь порой души начинают скитаться, так и не находят пути домой и по окончании сорока дней становятся заблудшими. Вот тогда их действительно очень трудно отыскать. Души начинают полниться злобой и страхом, обращают все это на живых, на тех, кого когда-то любили. — Голос Гайле звучал так печально, словно он говорил о собственных потерявшихся детях. — Тогда приходится действовать живым. Они откапывают тела умерших, благословляют их и снова хоронят вместе с имуществом покойного. Деньги для мертвого в могилу кладут. Порой это помогает, иногда заставляет душу покойного вернуться и вместе со мной пойти к скрещению дорог, даже если со дня смерти этого человека прошло уже много лет. — Он вздохнул и прибавил: — Признаюсь, все это время я не переставал надеяться, что мой дядя простит меня.
Тут я подумал, что если это действительно так — хотя такого попросту быть не может! — то он весьма удачно выбрал время и место, чтобы рассказать эту историю, представить себя великодушным и исполненным желания помочь страждущим, тогда как на самом деле все его усилия направлены исключительно во благо самому себе.
Но вслух я, естественно, этого не сказал, только спросил:
— Зачем вы рассказываете людям, что они скоро умрут?
— Чтобы они могли подготовиться, — без промедления ответил он. — По-моему, так им гораздо легче. Понимаете, ведь всегда возникает борьба. Но если человек знает, уже успел об этом подумать, то он вряд ли станет так отчаянно сопротивляться.
— Все же как-то нехорошо пугать умирающих, выделять их из числа других людей, да еще и для наказания, — заметил я.
— Но смерть — вовсе не наказание! — воскликнул он.
— Это только для вас! — резко ответил я, чувствуя, что здорово разозлился. — И лишь потому, что вам-то в ней отказано!
— Мы с вами так и не достигли понимания, — констатировал он.
Впрочем, Гайран и раньше это говорил, но всегда с удивительным терпением пытался еще что-то прояснить для меня.
— Мертвых прославляют, любят. Они многое дают живым. Ведь если вы что-то зарыли в землю, то всегда знаете, где это найти, не правда ли, доктор?
Я хотел уже сказать ему, что и живых порой не меньше прославляют и любят, однако наша беседа и без того уже слишком затянулась. Похоже, он тоже так считал.
— А теперь, доктор, я должен попросить вас выпустить меня отсюда, — сказал Гайле, и голос у него звучал так, словно он только что встал из-за обильной трапезы.
— Но я не могу вас выпустить, — сказал я.
— Вы должны. Мне необходима вода.
— Это невозможно. Неужели вы думаете, что я, если бы у меня были ключи, не выпустил бы вас или, по крайней мере, не принес бы вам воды?
Впрочем, я и сам немного в этом сомневался. Конечно, не сказал вслух, но подумал, значит, был, наверное, даже рад, что он не может оттуда выйти и забрать у меня мою книгу. Впрочем, я по-прежнему не верил, что проиграл пари, и считал, что если он все-таки отберет у меня «Книгу джунглей», то это будет несправедливо.
Я сказал ему, как бы заранее оправдывая себя:
— Вы можете предположить, что я вам поверил, но это не так. Подумайте, как я могу взять на себя ответственность за то, что выпущу на волю человека, который явился сюда для того, чтобы вести моих пациентов навстречу смерти?
Бессмертный человек рассмеялся.
— Так они же все равно вскоре умрут, даже если я навсегда здесь останусь. Я вовсе не веду их навстречу смерти, просто облегчаю их переход в иной мир. Так что на всякий случай запомните, доктор!.. Их будет трое — тот, с сильным кашлем, затем тот, что болен раком печени, и тот, у которого якобы несварение желудка.
Я вдруг подумал, что мы с ним играем в какую-то игру типа морского боя, только не с кораблями, а с умирающими. Я позволяю ему этим заниматься, словно надеясь немного развеселить, поднять его дух.
Но он вдруг совершенно серьезно напомнил мне:
— Итак, доктор, в следующий раз вы обязательно должны будете отдать мне то, что проиграли.
Я еще довольно долго сидел у той щели, но за стеной было тихо. Я решил, что он уснул, встал и снова совершил обход своих подопечных. Честно признаюсь тебе, Наталия, в ту ночь они действительно умерли один за другим, именно в таком порядке. Сперва тот, что кашлял, затем раковый больной, а следом и третий, с желудочными проблемами. Последний отходил уже тогда, когда стали возвращаться монахи. Они помогли мне, совершили необходимые обряды, закрыли покойным глаза и скрестили им руки на груди. Больные и умирающие люди, лежавшие вокруг, с тревогой и ужасом смотрели на все это, чувствуя, что смерть совсем рядом, и спрашивая меня глазами: «Ведь сейчас еще не моя очередь, правда, доктор?»