Когда я вернулся к соседней келье, чтобы проверить, как там бессмертный человек, монахи уже успели открыть двери и выпустить всех пьяниц на волю. Но разумеется, моего знакомца и след к этому времени простыл.

Лука и Йово вернулись с горы и принесли с собой ружье геройски погибшего кузнеца. Насчет загадочных обстоятельств его гибели они старались не распространяться и сквозь зубы бормотали что-то мало похожее на правду, зато храбрость кузнеца в последние мгновения жизни превозносили до небес, так что еще много лет после окончания войны в окрестных селениях рассказывали невероятные истории о стойкости и удивительной меткости героя. Тут мой дед наконец-то вздохнул с облегчением. Он сразу догадался, что охота на тигра была неудачной. С мучительным нетерпением ожидая возвращения охотников, которых не было в деревне почти целые сутки, он все время вспоминал свою встречу с тигром в коптильне и никак не мог найти ответа на вопрос: что там делала эта девушка? Неужели она с самого начала была там?

Дед знал наверняка, что она не собиралась причинять тигру никакого вреда, понял это по ее улыбке, когда стало ясно, что тигру удалось спастись. Он все думал, что именно скажет ей, когда снова ее увидит, и как бы все-таки задать ей мучивший его вопрос, если она ничего не слышит и ответить ему не может. Ведь он был уверен в том, что уж она-то тигра рассмотрела хорошо и могла бы рассказать ему, каков он на самом деле. В общем, мой дед решил, что теперь это будет их общий тигр, и даже придумал, как ему встретиться с глухонемой девушкой.

Подумав, что она ведь обязательно придет на поминальную службу по убитому кузнецу, он воскресным полднем пробрался в церковь, битком набитую прихожанами, притаился у задней стены и долго изучал красные от мороза лица людей, но девушки среди них так и не обнаружил. На улице возле церкви ее тоже не было, не появилась она и на рынке в среду, в базарный день.

Мой дед, разумеется, не мог знать, что после охоты Лука принес с горы не только ружье кузнеца, но и еще кое-что. Это была наполовину обгрызенная свиная лопатка, которой тигр лакомился на поляне, когда на него набрели охотники. Дед не знал также, что Лука, войдя в свой тихий дом на краю пастбища, медленно поставил возле двери ружье, раньше принадлежавшее кузнецу, а потом швырнул принесенной из лесу обглоданной свиной лопаткой прямо в лицо своей глухонемой жене. Она, уже готовая к наказанию, стояла на коленях в углу и обеими руками крест-накрест закрывала свой живот. Мой дед не знал, что после этого Лука так дернул девушку за руку, что вывихнул ей плечо, а потом за волосы отволок ее на кухню и сунул обе ее руки в жарко топившуюся плиту.

Мой дед ничего этого не ведал, другие жители деревни были в курсе, но никогда вслух об этом не говорили. Все селяне давно уже знали, на что способен Лука. Он и раньше порой до полусмерти избивал свою молодую жену. Люди давно уже заметили, что если глухонемая исчезает на несколько дней, то потом появляется со свежими ссадинами и распухшим носом, а то и с кровавым фингалом под глазом. Глядя на это, нетрудно было догадаться, что творит Лука за закрытыми дверями своего дома.

Я легко могла бы упростить свой рассказ, вполне оправданно заявив: «Лука был жесток и драчлив, а потому вполне заслужил то, что с ним случилось потом». Но поскольку я пытаюсь разобраться в том, чего тогда не знал и не понимал мой дед, куда важнее иметь возможность сказать: «Да, Лука был грубым, жестоким и драчливым, но вот по какой причине».

Лука, как и почти все жители деревни Галина, появился на свет в родном селении, в фамильном доме, где и проживал потом до самой своей смерти. Всю свою жизнь с раннего детства он только и знал, что острые мясницкие топоры и ножи, залитые кровью столы и влажный запах осеннего забоя скота. Даже в те десять лет, исполненных совсем иных надежд, что он провел вдали от родных мест, звук овечьих колокольчиков на рыночной площади вызывал в душе Луки целую бурю чувств, одновременно как бы парализуя его. Эти чувства имели столь много сложных оттенков, что их невозможно было бы назвать просто ностальгией.

Лука оказался шестым сыном у своего отца, а тот и сам был седьмым. Можно сказать, что удача всю жизнь сидела у Луки на плече, но в руки не давалась. Его отец Корчул, бородач огромного роста, с крупным ртом и здоровенными зубами, был, пожалуй, единственным человеком в доме, который хоть иногда смеялся. Вот только веселье у него вызывали всегда такие вещи, над которыми люди обычно не потешаются. В юности Корчул лет пятнадцать служил в армии. Когда его об этом спрашивали, он всегда так и говорил: «Служил в армии», не желая признаваться, что на самом деле, став вместе с несколькими своими приятелями наемником, не особенно выбирал, кому служить, с какой целью и на чьей стороне идти воевать. Ему достаточно было увидеть по ту сторону линии фронта турецкие знамена, развевавшиеся над войском, идущим в атаку. За годы службы в армии Корчулу удалось собрать весьма впечатляющую коллекцию турецкого оружия и военных доспехов, а воскресным утром его всегда можно было застать на верхнем конце деревни, в таверне, с кружкой кофе и стопкой ракии. Там он и другие ветераны рассказывали друг другу истории о своих военных подвигах и всегда были готовы продемонстрировать шрамы от пули, копья или кинжала, а заодно и рассказать, в каком бою то или иное ранение было получено. Задолго до того, как Лука появился на свет, по деревне поползли слухи, что в «пещере сокровищ» у Корчула имеются вещи по-настоящему старинные. Никто из жителей и вспомнить не мог, когда они были изготовлены. Мясник собрал настоящую коллекцию шлемов, наконечников стрел и копий, куски металлических кольчуг и все свое свободное время тратил на расширение этой коллекции — прежде всего за счет того, что грабил могилы тех, кто некогда, порой несколько столетий назад, пал на поле брани. Он добывал в оскверненных могилах старинную одежду, доспехи и оружие, и все в деревне единодушно считали это непростительным грехом, заслуживающим проклятия. Именно поэтому впоследствии и пошел слух о том, что Корчул все-таки был за это наказан. Ни один из его сыновей не имел детей.

Жители деревни, издали наблюдавшие за событиями в доме мясника, весьма неодобрительно отзывались и о женитьбе Корчула на Лидии, матери Луки. Это была маленькая, кругленькая, очень спокойная женщина с исполненным терпения взглядом, всегда вежливая и беспристрастная — в общем, истинная дочь Саробора. Отец Лидии был когда-то богатым купцом, и в юности она вместе с ним немало странствовала по стране, ведя прямо-таки кочевой образ жизни и купаясь в роскоши. Потом из-за целого ряда деловых неудач ее отец лишился своего богатства, но на характере Лидии это никак не сказалось. Ее любовь к детям была поистине безгранична, но больше всего любви она всегда отдавала самому младшему ребенку в семье. Долгое время, целых три года, этой привилегией пользовался Лука, но затем и он был ее лишен в связи с рождением следующего малыша, на этот раз девочки, первой и единственной дочери Лидии и Корчула. Итак, как уже говорилось, Лука был шестым ребенком в семье и родился, когда самому старшему из его братьев было уже десять лет. Он имел полную возможность наблюдать, как его братья один за другим приобщаются к миру взрослых, проходя соответствующие испытания, предписанные системой воспитания, созданной самим Корчулом. В итоге выяснилось, что младшему сыну гораздо ближе жизненные устои матери, а не отца. Его куда больше интересовали ее рассказы о юности в купеческом доме, о путешествиях, об истории страны, о святости письменного слова, чем мясниц-кое дело. Да и настойчивое требование матери, чтобы он непременно учился и стал образованным человеком, находило в его сердце самый горячий отклик.