– Мне хочется научиться драться. Так, знать пару приемчиков рукопашного боя, например.

– Без проблем.

Иду вдоль стен, на которых расставлены все виды холодной оружия, и у меня захватывает дух при мысли о том, что любой из этих клинков уже мог не единожды быть использован в бою.

– Я просила Бьорна научить меня, но, кажется, он не принял мои слова всерьез. Думает, что всегда будет рядом, если что-то… – Я запинаюсь, поняв, что наговорила лишнего.

И густо краснею.

Хорошо, что Асмунд не видит сейчас моего лица.

– Мне радостно от того, что вы сдружились. – Слышится его голос.

– Да, мы… да. – Я прочищаю горло. – Сдружились…

И натыкаюсь взглядом на лежащую в нише под стеклом книгу. Кожаный переплет, потемневшие от времени буквы, грубые металлические литые застежки. Она выглядит старинной и ветхой.

– Это наследие Хельвинов. – Раздается за спиной голос пастора.

И я едва не подпрыгиваю от неожиданности.

– В ней вся история нашего рода. – Продолжает он. – От первого дхампири до наших дней. А также подробное описание нечисти, с которой приходилось сталкиваться предкам, все наблюдения и советы по защите от них и уничтожению. От способов убийства и методов захоронения зависит многое: не восстанет ли зло и не продолжит ли сеять смерть на земле.

– О, я что-то слышала об этом. – Оборачиваюсь. – Наверное, эту реликвию стоит хранить в месте надежнее, чем простая стеклянная коробка?

Асмунд кивает. Его взгляд теплеет.

– Ее может открыть лишь дхампири. У прочих ничего не выйдет.

– Ух, ты.

Я сглатываю и сцепляю руки в замок.

– Ты должна жить со мной, Нея. – Вдруг серьезно заявляет Асмунд.

– С вами?.. Здесь? – Мои брови ползут на лоб.

– Именно. – Говорит он и нервно покашливает.

– Похоже, вы забыли, что ваш дар убеждения на меня не действует и потому выбрали неправильную формулировку. – Я убираю за уши непослушные пряди. – Не «ты должна», а «не хотела бы ты пожить у меня, Нея?»

– Точно. – Неловко прикусывает губу Асмунд и улыбается. – Так… не хотела бы? – Он указывает рукой на стеллажи с оружием. – У меня не так много места, но, все же, здесь безопасно. К тому же, мы в церкви, а значит…

– Омлет горит. – Улыбаюсь я.

– Черт! – Одними губами произносит пастор, разворачивается и уносится на кухню.

– Святой отец! – Смеюсь я.

Бросаю последний взгляд на книгу и выхожу.

– Мы могли бы забрать ее. – Предлагает Асмунд за завтраком. – Твою маму. Не сейчас, а когда все наладится. Могли бы попробовать, я серьезно. – Мы встречаемся взглядами, и я понимаю, что он не шутит. – Легко не будет, я знаю. Но если причиной ее сумасшествия была не болезнь…

– Я даже не мечтала об этом. – Хрипло отвечаю я.

– Быть семьей в прямом смысле слова у нас вряд ли получится – мы лишены возможности быть обычными. Но мы могли бы постараться. – Его глаза словно ждут моего одобрения, и я киваю. – Разумеется, после того, как разберемся с твоим проклятьем.

– Да.

– Если кровь Катарины действительно исцеляет вампиров, то она может помочь и тебе.

– Я – оборотень.

– Но шанс ведь есть.

Задумываюсь на несколько секунд.

– Да. – Выдыхаю тихо. Мне не хочется тешить себя напрасными надеждами. – Спасибо. Завтрак был… божественен.

Асмунд улыбается. Наклоняется через стол и сжимает мою ладонь в своей.

– Главное, верить.

В этот момент за окном слышится шелест шин.

– Я подумал, тебя это порадует. – Говорит Бьорн, когда мы с Асмундом выходим из помещения церкви.

Парень стоит у своего внедорожника. Он переоделся, теперь на нем стильные синие брюки и светлая рубашка, которую он застегнул всего на три пуговицы, оставив ворот свободным. Образ завершают привычно белоснежная обувь и дорогие часы. А волосы, убранные в небрежный хвост, добавляют ему лоска. Если бы не свежие шрамы, я бы смело заявила, что это прежний Бьорн – тот, кто казался мне надменным и мрачным. Так что же должно меня порадовать?

Но в следующий момент он открывает заднюю дверцу внедорожника, и оттуда выбирается… Сара?

– Сара! – Восклицаю я.

Делаю несколько шагов и останавливаюсь.

И дело даже не в новой стрижке – она отрезала длину волос, отдав предпочтение ассиметричному удлиненному бобу-каре и добавив в него пару искусственных сиреневых прядей. Дело в том, как подруга теперь передвигается: Бьорн помогает ей выбраться из салона, и она… опирается на неказистую трость черешневого цвета.

И делает это довольно неуклюже – как человек, еще не приспособившийся к подобного рода вспомогательным инструментам при ходьбе. Написанное на ее лице выражение только подтверждает мои мысли – Сара еще не привыкла к тому, что не может как прежде опираться на ногу. И ей больно.

– Привет, демонша! – Смеется она, распахивая для объятия всего одну руку. – Как поживаешь? Уже убила кого-нибудь сегодня?

Прежде, чем я успеваю сделать шаг, рядом с ней оказываются Анна и Ульрик – они выбираются из машины, чтобы помочь ей при ходьбе, если понадобится. Переглянувшись с ними, я обнимаю подругу.

– Привет, – погружаюсь в ее аромат. От Сары пахнет лакричными конфетами. Ну, хоть что-то осталось неизменным. Меня пробирает до слез. – Прости, я приходила к тебе в больницу. – Шепчу я, вспомнив, что чуть не убила ее во сне на днях.

– Ничего. – Одной рукой она опирается на трость, другой гладит меня по спине. – Меня так просто не кокнешь. Я живучая. Гляди, какая у меня теперь палка. – Она отстраняется, чтобы показать трость. – Встрою в нее дробовик, и никакие хульдры мне не страшны! – Подруга смеется, но в ее глазах блестят слезы. – Или клинок! На первое время тоже сойдет.

Я качаю головой. Она неисправима.

Целую подругу в обе щеки, а затем отпускаю и тянусь, чтобы обнять Анну. От нее привычно пахнет табаком.

– Здравствуйте.

Затем – Улле.

– Рад, что с тобой все в порядке, – хлопает меня по плечу парень.

– Спасибо.

Он помогает Саре подняться в здание церкви.

– Шикарный сюрприз, – подмигиваю я Бьорну. – Ну, как там Кайя?

– Приехали врачи из Гримдаля, готовят ее к операции.

– Тогда ждем новостей. – Улыбаюсь я.

Он возвращает мне улыбку.

Ужасно хочется дотронуться до него, но, когда рядом посторонние, между нами словно невидимый барьер. Все, что нам дозволено – обмениваться взглядами. Но и это опасно: кажется, что все, что происходило между нами в Моненфлоде, написано на наших лицах.