скрылась в доме, погасив один из фонарей над входом. Часть двора погрузилась во мрак, пока внутри, за тонкими перегородками, не зажегся свет, окрашивающий стенки в желтый, и на плотной бумаге черным нарисовался сидящий силуэт с четким профилем и стянутыми в узел волосами.

Кента обернулся на Учиду и с осуждением сказал:

– Молодец.

К чести фусинца, он не стал спорить, сообразив, что сделал именно то, от чего его предостерегали. Женщине, потерявшей ребенка, любое напоминание о нем будет причинять боль, и, ранив однажды, сложно вернуть былое доверие.

В комнате их ждал низкий столик со скромным ужином и переспелыми грушами на сладкое. Один их вид – оранжевая шкурка лопнула в нескольких местах, отбитые бока налились темными от скопившегося сока пятнами – вызывал отвращение. Хизаши брезгливо отвел взгляд. Учида отсел в сторону, а Хизаши с Кентой устроились на подушках друг напротив друга и сосредоточились на простом вареном рисе. В желудке слишком давно пустовало, чтобы выбирать, и все трое ели молча, подбирая палочками каждую рисинку, пока посуда не опустела полностью. К вину никто не притронулся, а вот от груш Юдай не отказался.

– Что мы узнали? – начал обсуждение Кента, когда все закончили с ужином. – В управление Дзисин обратился юный Тору, но он не желает разговаривать и просит хранить наш визит в тайне. Его дед упомянул Юки из усадьбы, и им оказался пропавший на горе полгода назад мальчик. Горячие источники, хоть из заявления ясно, что люди заболевали после их посещения, вызывают у нас с Хизаши подозрения, однако талисманы не дали никаких результатов. День прошел, но пока совсем ничего не складывается.

Из своего угла подал голос Учида:

– Надо зайти с другой стороны. Осмотреть зараженных.

– Согласен, – кивнул Кента. – Но где их найти? Люди прячутся от нас, будто больные тут мы.

Учида промолчал, и тогда заговорил Хизаши.

– Можно зайти и с третьей стороны. – Насладившись обращенными на него взглядами, он довольно сощурился. – Со стороны Акиямы.

– Но зачем? – не понял Учида. – При чем здесь гора?

– Может, и ни при чем, – подхватил Кента, – но горячие источники берут свое начало, как правило, из подземных ключей, к тому же онсэн под горой, на ней же пропал ребенок, а его имя мне зачем-то прошептала дзасики-вараси. Хизаши-кун прав, надо попробовать, тем более гора, в отличие от людей, от нас не скрывается.

Хизаши нравилось, когда Кента перестает копаться в себе и искать все новые поводы для чувства вины, а принимается рассуждать – у него это неплохо получалось. А еще Хизаши нравилось, когда Кента с ним соглашался. И это случалось все чаще.

– Тогда не будем откладывать. Как вдова уснет, так и пойдем.

– Юдай-сан, ты останешься, – решил Кента. – Троим идти ни к чему, да и если хозяйке вздумается проверить, на месте ли мы, ты сможешь ей ответить.

– Хорошо, если ты так хочешь.

Хизаши полностью устраивало, что фусинца с ними не будет. Без него он чувствовал себя спокойнее. Они с Кентой вышли во двор в середине часа Мыши, когда луна скрылась за облаками, и даже свет звезд померк, съеденный сплошной чернотой летней ночи, уже тронутой дыханием осени, которое явственней ощущалось с заходом солнца. Свет в господском доме не горел, лишь над крыльцом слабо покачивался одинокий фонарь. В ночи запахи сделались сильнее, гуще, и душный аромат гнили и переспелых груш охватил горло удавкой. Хизаши тяжело сглотнул, осторожно снял с крючка тётин и нацепил на длинную ручку, чтобы не переломать ноги на горных тропах – даже с его зрением не стоило понапрасну рисковать, к тому же Кенте понадобится освещение.

Куматани, к слову, удивил, согласившись на авантюру. Хизаши нет-нет да поглядывал на него в ожидании сомнений и самоедства, но тот первым прокрался к воротам и приоткрыл ровно настолько, чтобы петли не скрипнули, а они двое смогли протиснуться в образовавшуюся щель. За забором и дышалось легче, и мгла не казалась такой беспросветной. Хизаши с наслаждением вдохнул чистый воздух, отдающий зловещей сладостью смерти, и кивнул Кенте – они начали подъем, и дорога почти сразу перешла в узкую каменистую тропку, пока полностью не скрылась в зарослях старых кленов. Зажгли огонь в фонаре, и Хизаши поднял руку повыше, чтобы осветить то, что ждало их впереди, но мрак все сгущался, и ветер тревожно зашелестел широкими листьями, которые, будто раскрытые ладони, тянулись к ним со всех сторон. В их многоголосом шорохе чудился далекий тихий шепот, но слов не разобрать, и Хизаши поежился, вдруг ощутив себя всего лишь смертным.

– На подобных горах принято устраивать святилища, – сказал Кента, держась рядом и то и дело ненароком касаясь локтем его локтя. – Говорят, на них обитают боги.

– В империи Ямато множество гор, на каждую не напасешься бога.

– Но ты ведь чувствуешь, какая здесь атмосфера?

Хизаши чувствовал, но на божественную она походила мало. Он остановился и обернулся на раскинувшуюся у подножия Акиямы деревню. Ни одно окно не горело, лента реки слабо поблескивала темным серебром, похожая на серп, округлой стороной обернутый к редко разбросанным домам. Кента встал рядом и восторженно вздохнул:

– Красиво!

Они взяли крутой подъем, и тропа, что привела их сюда, потерялась из виду, а Янаги виделась далекой и безжизненной, и разгулявшийся ветер будто подталкивал дерзких оммёдзи обратно вниз.

– И это мы еще не на вершине, – заметил Хизаши. – А со стороны гора не казалась такой уж высокой.

– Наверное, это оттого, что подножие пологое и скрыто лесным покрывалом. Так мнится, что подъем начинается гораздо позже, чем на самом деле.

Хизаши пожал плечами, ему было все равно. Но вид спящего селения там, в долине, завораживал. Так, наверное, небожители смотрят с высоты Такамагахары на мельтешение людского мира – раскрытого для них точно на ладони, одновременно близкого, но словно не имеющего к ним никакого отношения.

Пришла злость. Хизаши хотел было уже отвернуться и продолжить подъем, как почувствовал напряжение Кенты. Тот поднял руку и указал на деревню.

– Смотри, что там за огонек?

Перед лицом, как назло, замельтешили потревоженные ветром гибкие ветки с резными листьями, Хизаши отодвинул их и увидел: в темноте под ними на первый взгляд хаотично двигались огни. Они появлялись в разных местах деревни, а потом собрались возле дороги и, выстроившись в неровную линию, потянулись вверх. Было что-то в этом движении жуткое, противоестественное, хотя Хизаши уже сообразил, что это всего лишь люди, несущие перед собой по одному фонарю. Их насчиталось трижды по четыре, и вся процессия потекла к старой усадьбе, где остался Учида и Ханабэ-сан.

– Как думаешь, что это значит? – спросил Кента.

– Не похоже, что они одержимы злобой, – рассудил Хизаши, – иначе несли бы не фонари, а факелы, да и идут медленно, не торопятся, да