В новелле «Песочный человек» рассказана история юноши, к отцу которого в детстве приходил страшный человек по имени Копеллиус. Его имя отсылает к алхимическому процессу купеляции, т. е. очистке благородных металлов от примесей. Мальчик считал Копеллиуса песочным человеком — страшным персонажем из историй для детей — и, подглядывая за ним, увидел, как тот работал за алхимической печью вместе с его отцом. Эксперименты — скорее всего, по изготовлению гомункула — привели к взрыву в доме, и мальчик лишился отца. Позднее, в доме напротив уже подросшего главного героя поселяется таинственный профессор Спалланцани, и с помощью похожих на алхимические аппаратов изготавливает девушку-автоматон, в которую молодой человек влюбляется. Юноша считает профессора похожим на знаменитого алхимика-шарлатана Алессандро Калиостро и приводит в доказательство его портрет, «гравированный Ходовецким». Если мы обратимся к одному из дошедших до нас изображений Калиостро, выполненным художником Даниэлем Ходовецким, то увидим, как мистик исполняет трюк со взрывом, напоминающий взрыв в лаборатории из повести Гофмана (71).

Рис. 71

Гофман называет свою знаменитую мрачную сказку «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» (1819), и уже в ее имени кроется алхимическая аллегория. «Циннобер» — это немецкое название киновари, смеси обычных ртути и серы, т. е. своего рода земная манифестация философского камня. Циннобером зовут отвратительного, похожего на обрубок дерева карлика, рожденного от бедной крестьянки. Гофман сравнивает его с альрауном, что выдает алхимический замысел произведения. Фея заколдовывает урода, и злое и отвратительное существо кажется всем окружающим людям благодетельным и неотразимым. В конце концов его выводят на чистую воду, и Циннобер тонет в нечистотах в собственном дворце. Конечно же, это произведение несводимо к одним только алхимическим аллюзиям. Но среди прочего повесть высмеивает алхимиков-фальшивомонетчиков, выдающих поддельное золото за чистую монету.

В рассказе «Стихийный дух» 1822 г. Гофман устами героя открыто перечисляет алхимические источники, очевидно вдохновлявшие его произведения: это сочинения Гермеса Трисмегиста, Парацельса, парацельсианцев Герхарда Дорна и Генриха Ноллиуса, а также Роберта Фладда и Пико делла Мирандолы.

Другой, не менее талантливый представитель темного романтизма, Людвиг Ахим фон Арним (1781–1831), последовательно включал алхимические аллюзии в свои произведения. Сборник народных песен «Волшебный рог мальчика», сделанный Арнимом и его другом Клеменсом Брентано в 1806 г., включал в себя парацельсианскую «Песню горняков». В романе Арнима «Бедность, богатство, вина и покаяние графини Долорес» 1810 г. маркиз Д. магнетизирует графиню при помощи месмерической техники, а затем читает ей отрывки из «Алхимической свадьбы» Христиана Розенкрейца. Эти манипуляции помогают маркизу соблазнить графиню.

В новелле «Три любвеобильных сестрицы и счастливый красильщик» 1812 г. Арним выписывает героя-алхимика. Недавно разбогатевший красильщик встречает в своей лаборатории златодела, который рассказывает тому об алькагесте, красном льве и «философском Адаме». Он утверждает, что у него есть с собой бутылочка тинктуры, которая может превратить ни много ни мало тридцать миллионов фунтов серебра в золото. Охочий до богатства красильщик заинтересовывается мастерством алхимика и отдает ему единственные свои серебряные сокровища — сто гульденов — для алхимических опытов. Экспериментатор превращает все монеты в чистое золото при помощи красного порошка и отдает свою бутылочку красильщику в качестве свадебного подарка. Однако его невеста выбрасывает магистерий, чтобы он не навредил их семье: богатство не должно служить единственным источником счастья человека.

В романе «Первая и вторая жизнь Бертольда» 1817 г. нидерландский художник (возможно, отсылающий к славе живописца Яна ван Эйка как алхимика) лечит больного Бертольда при помощи парацельсианских лекарств и инвокации духа доктора Фауста. Последний не только пользуется методами астрологии, но и переливает больному кровь здорового юноши при помощи таинственной машины. Так Бертольду и даруется вторая жизнь: впрочем, позже и донор, и реципиент погибают от этой операции. Парацельс и его ученики фигурируют и в других произведениях Арнима. Одно из его последних стихотворений даже названо в честь немецкого алхимика: «Победная песнь по мотивам высказываний Парацельса». У романтика есть и поэма под названием «Прорыв мудрости», посвященная Якобу Бёме. Друг Арнима Клеменс Брентано (1778–1842) также иронически упоминает в своей сказке «Петушок, Курочка и Кудахточка» 1837 г. Парацельса, который якобы соревновался «на пару с Калиостро в производстве териака и жизненного эфира», т. е. универсальных противоядия и панацеи.

Представитель иного направления в романтизме, Новалис (1772–1801), изучал алхимико-мистическое наследие Парацельса, Бёме, ван Гельмонта и Фладда и планировал создание романа по мотивам биографии Парацельса. В 1798 г. поэт написал стихотворение «Познай самого себя», в котором провозгласил, что «счастлив тот, кто внутри себя искал камень вечной мудрости». Такой адепт, по словам Новалиса, будет способен все превращать в золото, не нуждаясь в эликсирах, колбах и алхимических королях: все это заключено уже в нем самом. Его ближайший друг Фридрих Шлегель (1772–1829), один из создателей теории романтизма, еще более упорно изучал алхимию и иатрохимию, христианские каббалу и мистицизм.

Между романтиками самых разнообразных направлений, как мы видим, шел активный обмен эзотерическими и алхимическими знаниями. От немецких писателей, особенно увлеченных древним искусством, не отставали британские и французские романтики. Вальтер Скотт (1771–1832) в принесшей ему известность поэме «Песнь последнего менестреля» описывает, как леди Брэнксом, дочь златодела, пытается отомстить врагам при помощи тайных учений. Для этого она достает книгу рецептов из склепа известного алхимика Майкла Скота (1175–1232), действительно некогда жившего в Англии.

Алхимия играет значимую роль в сюжете исторического романа Скотта «Кенилворт». Главный злодей содержит лабораторию своего друга-алхимика, зловещего доктора Аласко, но сам не особенно разбирается в древней науке и даже отзывается о ней пренебрежительно: «Ты можешь располагаться там, плавить и выдувать, жечь и перегонять, покуда зеленый дракон не превратится в золотого гуся, или какая там у вас среди алхимиков есть новая поговорка?» Другой герой романа, кузнец, отказавшийся в прошлом от алхимических опытов, называет себя «Властелином Зеленого льва, Всадником Алого дракона», намекая на свое умение получать вещества, необходимые для создания философского камня.

В первом в мире фантастическом романе «Франкенштейн, или Современный Прометей» британской писательницы Мэри Шелли (1797–1851) также присутствуют алхимические образы. Сотворение гомункула из тел неживых существ фигурировало в алхимических рецептах и легендах со времен Средневековья (см. здесь). Сама фигура Виктора Франкенштейна, бесстрашного экспериментатора, была во многом вдохновлена опытами немецкого алхимика Иоганна Диппеля (1673–1734), жившего в замке Франкенштейн недалеко от Дармштадта. Диппель искал сырье для приготовления панацеи в трупах животных. При помощи экспериментов он добывал из жженых костей целебное «животное масло», которое могло применяться для лечения от всех болезней и даже для экзорцизма. Об алхимике Шелли узнала во время путешествия по Рейну от немецкого писателя Якоба Гримма.