Но на этом все не закончилось. Когда Джой, объявив, что собирается посмотреть, как там Эдвард, ушла, Кристофер, который, очевидно, все еще переживал по поводу замечаний Сабины, многозначительно спросил Кейт, когда она собирается научить дочь манерам.

– Крис, прошу тебя, не надо, – сказала Кейт. – Я устала, и у меня нет настроения.

– Понимаешь, ей ведь придется научиться. И очевидно, не у тебя.

– В каком смысле?

– Я хочу сказать, ты не лезешь из кожи вон, чтобы дать ей понятие о том, как вести себя в обществе.

Кейт уставилась на него, чувствуя, как кровь стучит у нее в висках. Крис завелся. Она здесь всего два часа, а он уже завелся, словно не было этих шестнадцати лет и они просто брат и сестра, а он опять цепляется к ней, упрекая в том, что она не умеет себя вести.

– Ради бога, Крис, я только что приехала. Прекрати!

– Не надо, дорогой. – Джулия, которая, как утверждали, покрывалась пятнами от малейшего намека на семейную ссору, встала, чтобы выйти из комнаты.

– Почему я должен прекратить? Ты вернулась сюда, зная, что старику немного осталось, и позаботилась о том, чтобы твоя дочь сначала втерлась в доверие к нашей матери. Полагаю, будет вполне справедливо, если она услышит в ответ несколько слов правды о нашей семье.

– Что ты сказал? – Задетая вспыльчивостью брата, Кейт с трудом верила своим ушам.

– То, что слышала. Твои намерения совершенно очевидны, Кэтрин, и говорю тебе, я считаю это низостью.

– Ты думаешь, я хотела сюда вернуться? Думаешь, Сабина хочет здесь остаться? Господи, я всегда знала, что ты невысокого мнения обо мне, но это уж чересчур!

Кристофер засунул руки глубоко в карманы и упрямо отвернулся к камину.

– Что ж, очень удобно для вас, не так ли? Много лет не проявляли к ним никакого интереса, а теперь, когда отец умирает, вы вместе с дочерью налетели сюда, как стервятники.

Кейт встала.

– Как ты смеешь?! – разгневанно произнесла она. – Как ты смеешь говорить, что мне есть хоть какое-то дело до денег мамы и папы? Если бы не твоя чертова паранойя, ты бы вспомнил, что я до сих пор прекрасно обхожусь без этих денег. В отличие от кое-кого.

– Те деньги были ссудой.

– Да. Ссудой, которую ты до сих пор не выплатил – как это, одиннадцать лет спустя? Несмотря на то что собственные родители замерзают в доме без центрального отопления, который того и гляди развалится. Чертовски щедро, скажу я тебе.

– Ах, прошу вас, не надо! – взмолилась Джулия. – Ну пожалуйста…

Поворачиваясь от одного к другому и, очевидно, поняв, что на нее не обращают внимания, она вышла из комнаты.

– А кто, по-твоему, платит за то, что они имеют? – Теперь Кристофер тоже стоял, нависая над Кейт с высоты своего роста. – Кто, по-твоему, платит этой чертовой сиделке четыреста фунтов в неделю?! – кричал он. – Кто оплачивает матери содержание ее старых лошадей, чтобы она считала, что ее жизнь идет по-прежнему?! Кто, по-твоему, каждый месяц кладет им деньги на счет, говоря, что это их инвестиции, и понимая, что иначе они просто не возьмут? Оглянись вокруг, Кэтрин! Открой глаза. Если бы ты приезжала сюда чаще одного раза в десять лет, то поняла бы, что наши родители полностью разорены. – (Кейт смотрела на него во все глаза.) – Но ты, правда, никогда дальше собственного носа не видела. Или, скорее, дальше того, что ниже пояса. Полагаю, пока ты здесь, захочешь навестить Александра Фаулера, поскольку отделалась от последнего своего парня, верно? Не сомневаюсь, он не прочь будет с тобой перепихнуться, ведь тебе всегда нравился только этот вид верховой езды.

Размахнувшись, Кейт с силой ударила брата по щеке.

Они словно оказались вдруг в безвоздушном пространстве. Она стояла, тяжело дыша, потрясенная тем, что сделала, и уставившись на ладонь, горевшую от удара. Пристально глядя на Кейт, он поднес руку к щеке.

– Итак, – язвительно произнес Кристофер. – Она еще не в курсе? Знает ли твоя дочь о своих достопочтенных корнях? – Он изучал ее лицо, ища ответа. – Она встречалась с отцом? Или, может, ты договоришься, чтобы она тоже ему позировала? Какой получится прелестный семейный портрет!

– Будь ты проклят! – Кейт оттолкнула его и выбежала из комнаты.

Летний домик никак не ассоциировался с этим восхитительным названием. Начать с того, что он не был похож на летний – всегда грязные окна, покрытые мхом, а отнюдь не сверкающие на солнце. Внутри не было кованой мебели, выкрашенной в веселые тона, а валялись старые ящики, банки с засохшей краской и лаком. Здесь водились мыши. В домике никогда не устраивались летние вечеринки со шведским столом, не выставлялись предметы декоративного оформления сада, когда-то существовавшего в Килкаррионе. Что до Кейт, ее не волновало истинное назначение летнего домика. В детстве он служил убежищем, местом, где она могла спрятаться от родных, которые, разумеется, быстро ее находили. В подростковые годы это было надежное место, где можно было покурить, послушать музыку из своего приемника и помечтать о мальчиках, которые ею не интересовались, потому что она жила в усадьбе и не умела модно одеваться. Позже, когда у Кейт появился парень, они здесь тайно встречались, вдали от любопытных глаз родственников.

Сейчас она пришла в этот домик, чтобы дать волю чувствам.

– Черт побери! Мать вашу! – рыдала она, колотя по стене в бессильной злобе, отчего тряслась и мигала лампочка. – Черт бы их всех побрал! Проклятый Кристофер. Проклятый Джастин! Блин!

Ей снова было шестнадцать, и она чувствовала себя беспомощной перед родственниками, которые совместными усилиями пытались навязать ей свой взгляд на мир. Она враз лишилась своего профессионального лица, статуса матери, самоуважения, столкнувшись с гневом старшего брата, как это было три десятилетия назад, когда он, бывало, сидел на ней верхом, прижимая ее руки коленями к земле и швыряя ей в лицо мелких насекомых.

– Мне тридцать пять лет, блин! – говорила Кейт, обращаясь к паукам и старым коробкам с гербицидами. – Как им удалось довести меня до такого состояния? Как, будь они неладны? Почему я чувствую себя ребенком? – Она замолчала, сообразив, что это звучит ужасно глупо, отчего рассвирепела еще больше. – Почему я, пробыв здесь два часа, чуть ли не бьюсь головой об эту чертову стену?

– Наверное, очень рада, что вернулась?

Кейт резко обернулась на голос непрошеного гостя. А потом замерла на месте с отвисшей челюстью.

– Том? – с запинкой произнесла она.

– Как поживаешь? – Он шагнул внутрь домика, и голая лампочка осветила его лицо. Под мышкой он держал два мешка с удобрениями, а в руке старый ящик. – Я не хотел тебя испугать, – произнес он, не отрывая взгляда от ее лица. – Я был в сарае и увидел свет. Подумал, что забыл выключить.

Его лицо стало шире. Когда она жила здесь раньше, лицо у Тома было узкое и худое. Но в те годы он тренировался для получения лицензии жокея и был озабочен поддержанием веса. Теперь у него были широкие плечи и тело под толстым свитером казалось крепким и сильным. Это было тело мужчины. Когда они виделись в последний раз, он был еще мальчишкой.