От Энни тоже не приходилось ждать помощи. Правда, она выслушивала излияния Сабины, но по-своему – глядя в окно, потирая руки, переключая телепрограммы, потом, словно в поисках чего-то, принимаясь бесцельно бродить по комнате.

– Стоит пойти, – небрежно произнесла она. – Тебе полезно приобрести новых друзей.

– Мне не нужно больше никаких друзей.

– Ну, тогда тебе полезно выбраться из дому. Ты проводишь с дедом ужасно много времени.

– А что, если он захочет стать больше чем другом?

– Тогда у тебя появится бойфренд.

– Ну а если я не уверена, что хочу завести бойфренда?

Энни неожиданно сникла, ответила Сабине, что не знает и что ужасно устала, и предложила ей прийти позже, а она пока вздремнет. К сожалению, все теперешние разговоры с Энни сводились примерно к этому. Сабина подумывала спросить об этом у матери, и, может быть, та купит ей что-то новое из одежды. Но мать либо начнет смущенно рассуждать о свидании Сабины, как она это называла, и будет предлагать подвезти ее на место, чтобы познакомиться с парнем, либо обиженно замолчит, потому что Сабина налаживает для себя жизнь в Ирландии. Сабина понимала, что мать задета тем, что ей здесь нравится. «Но в этом нет моей вины, – хотелось ей крикнуть матери, которая слонялась по дому с кислым лицом, как сказала бы миссис Х. – Это ты перевернула наши жизни. Ты сама заставила меня сюда приехать».

Сабина радовалась, что с Джастином покончено, хотя она не сказала об этом матери. Но ей было понятно, что это он бросил мать, а не наоборот, и Сабине почему-то стало еще труднее уважать Кейт.

В конце концов Сабина рассказала все деду. В последнее время ей стало легко с ним разговаривать – он перестал кричать, требуя, чтобы она говорила громче, и не сердился по поводу еды. Ему нравилось, когда внучка сидела рядом с ним и болтала. Она понимала это по тому, что его лицо разглаживалось, как тающее сливочное масло, и время от времени, когда Сабина брала его за сухую мягкую руку, он еле заметно сжимал ее руку, чтобы показать, что понимает.

– Наверное, он тебе понравился бы, – говорила Сабина деду, положив ноги в носках на его кровать, – потому что он увлекается охотой и очень хорошо ездит на лошади. Перепрыгивая через препятствия, он даже не держится за гриву лошади. Возможно, ты знаешь его семью. Макэндрю.

На этом месте она почувствовала легкое пожатие.

– Но это не какое-то там серьезное свидание или типа того. Я не собираюсь за него замуж и все такое. Просто мне полезно завести новых друзей.

Из уголка дедовского рта, как ручеек, спускающийся по склону горы, потекла тонкая прозрачная струйка. Сабина взяла носовой платок и осторожно вытерла слюну.

– Однажды со мной случилось такое в подземке, – ухмыльнувшись, сказала она. – Накануне вечером я очень поздно легла спать после вечеринки, но мама этого не знала, потому что я ночевала у подруги. И вот в подземке я заснула на плече мужика рядом со мной. Проснувшись, я заметила на его плече мокрое пятнышко, куда я напускала слюней. Я чуть не умерла от стыда. – Сабина пристально посмотрела на деда. – Да, в тот раз я очень смутилась. Но вообще-то, это неплохой прикол. Если я решу, что этот Бобби Макэндрю мне не нравится, то всегда смогу в кино напускать на него слюней. Тогда он сбежит.

Сообразив, что скоро вернется сиделка, Сабина соскочила с кровати.

– Буду держать тебя в курсе, – весело проговорила она, чмокнув деда в лоб. – Не скучай.

Дедушка Сабины, укутанный в одеяла и окруженный пикающими приборами-часовыми, закрыл рот.

Кейт написала на клочках бумаги четыре варианта: вернуться в Лондон, вернуться в Лондон через неделю, поселиться в гостинице, невзирая на цену, и не позволять этим мерзавцам плохо с собой обращаться. По совету Мэгги надо было свернуть эти клочки бумаги, подбросить в воздух и схватить один, и тогда фатум решит, что делать. Или, возможно, это был Фрейд, Кейт никак не могла запомнить. Этот способ гарантировал неправильный ответ. В то время как каждая частичка тела Кейт рвалась на паром, идущий в Англию, бумажный способ предполагал третий вариант, который она не могла себе позволить, и к тому же он никак не разрешал ее проблем.

Вот во что превратила ее неделя пребывания в родительском доме, размышляла она, яростно вышагивая по раскисшим полям, идущим по берегу реки. Уловки и выходки школьницы. Угрюмое неодобрение родителей. Любое слово истолковывается неправильно. По эмоциям тяну на пятнадцать лет.

Свое возвращение Кейт представляла себе совсем иначе: вот она, успешная писательница, входит в дом с безмятежной, величавой грацией, с ней красивый интеллигентный друг. Ее встречает счастливая, любящая дочь. Ее природная уверенность в себе заставляет их признать, что она была права – каждый выбирает свой образ жизни. «Вот почему они хорошо к тебе относятся, – хотелось ей крикнуть дочери, – потому что ты все делаешь, как им захочется. Им легко быть добрыми, когда ты делаешь то, что они пожелают. А когда делаешь, как хочется тебе, все усложняется».

Но разумеется, в жизни бывает по-другому. Кейт вернулась если и не паршивой овцой, то притесняемым членом семьи, на которого могло обратиться всеобщее недовольство. Снова она оказалась не такой, какой ей следовало быть, – эксцентричная особа, не умеющая ездить верхом, работающая непонятно где, не имеющая подходящего партнера. Теперь даже собственная дочь смотрела на нее через отнюдь не розовые очки. Из-за того что у нее не хватало средств и не было нормального мужчины, она не могла даже поехать куда-нибудь, или улизнуть в паб, или пойти в кино, как любой нормальный взрослый, а вынуждена бессмысленно бродить по мокрым полям, чтобы сбежать от тягот родного дома.

Баллималнаф не отличался даже привлекательными сельскими видами. Ряды невыразительных бугристых полей, знаменитая изумрудная зелень которых побурела под постоянно серыми небесами, полей, окаймленных кустарниковыми изгородями и пересеченных унылыми, продуваемыми ветрами дорогами. Здесь не было ни волнообразной прелести Суссекских холмов, ни дикой, не укрощенной красы Пика. Чего здесь было в избытке, уныло подумала Кейт, так это мокрых овец. И голых, пропитавшихся влагой деревьев. И грязи.

Разумеется, пошел дождь. Жизнь представлялась теперь Кейт частью какого-то большого космического фарса. И конечно, будучи глупой горожанкой, она не подумала надеть плащ или захватить зонтик. За воротник лилась вода, и, взглянув на хмурое темнеющее небо, Кейт с тоской подумала о первом варианте. Просто уехать, подумала она. Вернуться в Лондон. Состояние папы кажется достаточно стабильным, он может еще прожить месяцы. Никто ведь не ожидает от нее, что она останется здесь до конца. Но была еще Сабина. Кейт подозревала, что, если она уедет в Лондон, Сабина может застрять здесь надолго.

Словно в унисон ее настроению, дождь припустил сильней, превратившись из мелкого, как туман, дождичка, в сплошные потоки воды. Кейт, направляясь к рощице, поняла, что почти перестала видеть размытые очертания унылого пейзажа. «Почему не делают „дворники“ на очки?» – сердито подумала она на пути к деревьям, дрожа в промокшем шерстяном жакете.