— Вита, родная, но нужно же немного поплакать… Хотя бы пару слезинок, в конце концов, старинная традиция…

Вслед раздался чуточку дрожавший от робости голос мельничихи:

— И печальную бы песню спеть, ваше императорское высочество… Чтобы — к счастью…

— Полагаете, милочка? — раздался ничуть не спесивый голос принцессы.

— Уж, это непременно, ваше императорское высочество. У нас в Каталауне завсегда… И никому во вред не пошло…

— А действительно, я что-то такое помню, — вмешалась Томи. — Чтобы — к счастью… Знаете что-нибудь подходящее, Тальфри?

— Ну, еще бы, госпожа маркиза! Сколько раз на свадьбах… Его величество не даст соврать…

И тут же она завела высоким, чистым голосом, порой исполнявшимся столь щемящей тоски, что у Сварога, так и торчавшего глупо под дверями, мороз пробегал по коже:

— Скользкий снег хрустит,

сани вдаль бегут,

а в санях к венцу милую везут,

а идет к венцу не добром она,

волею чужою замуж отдана.

Если б я сейчас превратился в снег —

я бы задержал этих санок бег…

«Черт знает, что такое, — сердито подумал Сварог. — Традиции у них, понимаете ли… С печальными песнями, да еще и слез требуют…» Мельничиха пела, вкладывая всю душу:

— Я бы их в сугроб вывалил сейчас,

обнял бы ее я в последний раз.

Обнял бы ее и к груди прижал,

этот нежный рот вновь поцеловал,

чтоб любовь ее растопила снег,

чтоб растаял я и пропал навек…

Когда песня кончилась, послышался тихий, словно бы чуточку удрученный голос Яны:

— Так вы меня и в самом деле до слез доведете…

— Хотя бы парочку! — с энтузиазмом воскликнула веселушка-принцесса. — Согласно традициям! Уж как рыдала ваша матушка, хотя у нее с вашим отцом была настоящая большая любовь… Чтобы к счастью…

Решив, что с него хватит этой неуместной меланхолии, Сварог подошел и постучал в приоткрытую дверь. Очень быстро вылетела Томи — с золотистыми кружевными лентами в одной руке, узкими ножницами в другой, во рту у нее торчал пучок булавок с головками из самоцветов, а за поясом — сразу три гребешка мал мала меньше. Завидев Сварога, она ловко вынула изо рта булавки рукой с ножницами, грозно подбоченилась и вопросила:

— А у вас тут какие дела, господин жених? Мы ведь с вами сейчас не на службе?

— Никоим образом, — ответил Сварог, немного ошеломленный этим напором. — Совсем наоборот.

— Вот и нечего вам тут болтаться! — воинственно выпалила Томи, загораживая дорогу. — Не мешок из дерюги мастерим, а платье невесте приводим в полный порядок! Придет время, позовут! — Повернулась и вошла в комнату, не озаботившись плотно прикрыть за собой дверь. В комнате клацали ножницы, деловито переговаривались женщины, потом уже Томи звонким печальным голосом затянула:

— Говорите, я молчу!

Все припомните обиды

и нахмуритесь для вида,

мою руку не допустите к плечу.

Говорите, говорите, я молчу…

Сварог растерянно потоптался в узком коридоре — весь в синем бархате, золотых позументах и бриллиантах, с желтым пучком жениховских лент на плече. В комнате пели уже хором:

— Говорите, я молчу!

Как уверенно вы лжете…

Что же, вы себя спасете,

я одна по всем долгам плачу.

Говорите, говорите, я молчу…

Говорите, я молчу!

Вас тихонечко жалею,

оправдаться не умею,

а вернее — не должна. И не хочу.

«Замолчите!» — молча я кричу…

Он вышел в коридор, но не стал приближаться к залу, где слышались веселые разговоры и смех. Показавшийся оттуда принц Элвар с большим знанием дела спросил:

— Не пускают?

Сварог кивнул.

— Дело знакомое, — сказал Элвар. — Пока пуговку не перешьют десять раз, не успокоятся… Кто это все только выдумал… — воровато оглянувшись, он увлек Сварога в глубь коридора, подальше от гостей, извлек из кармана плоскую серебряную фляжку с великолепной чеканкой, изображавшей охотничьи сцены, по его привычкам сущий наперсточек. — Вот тут и стаканчик удобный получается, если колпачок свинтить… Традиции для того и есть, чтобы их нарушали… Ну-ка, для смелости!

Сварог, недолго думая, взял стаканчик и хватил хорошего келимаса (видимо, по случаю торжества принц отказался пока от любимой самогонки). Принц, никогда и не выставлявший себя знатоком хороших манер, прикончил остальное прямо из горлышка. Неподалеку прохаживался Мяус, бросая на Сварога недвусмысленные взгляды.

— Извините, принц, — сказал Сварог и отошел к своему министру полиции.

Ловко взобравшись по портьере так, что их головы оказались на одном уровне, Мяус тихо сообщил:

— Все перепроверено. Наши защитные поля удержат любой ядерный взрыв, мало того, не дадут ему совершиться… Государь, могу я задать не относящийся к делу вопрос?

— Давайте, — сказал Сварог.

— Насколько мне известно из общения с людьми, вы с госпожой Яной после завершения церемонии будете продолжать совершенно те же, непонятные мне, но крайне необходимые людям занятия. Для чего, собственно, нужна эта долгая церемония, если отношения меж вами нисколечко не изменятся?

— У людей есть свои программы, Мяус, — сказал Сварог. — И в некоторых случаях они их скрупулезно выполняют. Понятно?

— Понятно, — сказал Мяус.

Тем временем из узкого коридорчика послышался бесцеремонный стук кулаком в дверь и бас принца Элвара:

— Посаженный отец явился за невестой!

На сей раз его впустили, не чиня препятствий, — видимо, полагалось согласно этикету. Совсем недолго его не было, потом дверь шумно распахнулась, вновь послышался бас принца:

— Господин жених, передаю вам невесту!

Сварог пошел туда. И замер на миг.

Белое платье здесь служит траурным, выходить замуж принято в других: в основном в красных и синих, но дворянство предпочитает золотистый… Вот и сейчас на Яне красовалось короткое платье из золотистых кружев, с пышным подолом, с расширенными к локтю рукавами, украшенное лентами, бантами и еще какими-то красивостями, про которые Сварог не знал, как они называются, — вроде полосок золотого кружева с подвесками-цветами из драгоценных камней, жемчужными нитями, сплетенными в сложные узоры. Смелый вырез (к которому она радостно вернулась после пары недель навязанного Сварогом пуританства в одежде) обшит крохотными бриллиантиками. Это было красиво и ничуть не казалось дурной пышностью — настоящее подвенечное платье королевы. В ушах и на шее сверкали сапфиры, способные привести в горькую зависть любую из присутствующих здесь дам — это уже Сварог открыл свои сундуки, предварительно поручив Грельфи проверить каждое украшение. Прическа показалась ему какой-то странной, он ждал чего-то высокого, пышного, затейливого — и только потом сообразил, что это и есть шалантье, знаменитая прическа выходящих замуж принцесс, которым еще предстоит надевать корону: завитые локоны струятся вдоль щек, падают на грудь, плечи, только пониже затылка — небольшой узел, утыканный теми самыми булавками с самоцветными головками. Она улыбнулась Сварогу, она была ослепительна, сказочная принцесса — но Сварог с неудовольствием увидел на щеках слезинки, правда, очень маленькие — уговорили-таки хранительницы традиций…