Я так считаю, что у всякого человека, рожденного женщиной,есть в этом мире свое бревно, которое ему нужно поднять и сдвинуть.

Р. Киплинг. «Простачок Саймон».

Чувства возвращались поочередно, словно кто-то поворачивалвыключатели из аккуратного рядочка, один за другим.

Сварог ощутил, что лежит на спине, на чем-то твердом,жестком, неудобном. В бытность свою королем он уже успел отвыкнуть от такихповерхностей, больше всего напоминавших простой дощатый пол, короли обычнопочивают с несравнимо большим комфортом. Казалось, что пол размереннопокачивается под ним, но он еще не знал, обстоит так на самом деле, или это все– последствия удара. Был какой-то удар. Определенно был. Он вспомнил все –рывком. Все вроде бы шло прекрасно, субмарина лишилась винтов и никуда не моглауйти, стояла в бассейне неуправляемая и абсолютно беспомощная, вряд ли экипажмог исправить такую поломку собственными силами, в том подвале… Потом… Офицер соцепеневшим лицом дернул рубильник – подрывной механизм, конечно, – игрянул взрыв, мощнейший. Сварога чем-то ощутимо приложило по голове… Ему несмог бы причинить вреда летящий отдельно предмет, будь то камешек величиной своробья или глыбища размером с дом… значит, шарахнуло по башке чем-то, чтосохраняло соприкосновение с твердью земной – какая-нибудь балка обрушилась илирухнул кусок стены, вот и вырубило начисто…

Дела не так уж плохи, подумал он, ощущая зудящую боль влевой стороне головы, над ухом, почти в самой макушке. Я все прекрасно помню,кто я такой, что делал, как случился взрыв… до самого последнего мига всепомню. Неплохо, могло обернуться и хуже…

Потом включилось обоняние, и Сварог поневоле зашевелился,потряс головой, почти не поднимая ее от дощатого пола, но ничего не изменилось,ноздри прямо-таки залепляла гнуснейшая вонь: испражнения, немытые тела,засаленные тряпки, блевотина… Давненько не приходилось обонять столь резкого иомерзительного букета – да, пожалуй что, никогда, даже во время странствий вкачестве бесприютного бродяги не сталкивался с этаким набором…

Вернулся слух. Он слышал вокруг ленивые, вялые разговоры, ав другой стороне, очень похоже, ссорились, там орали во всю глотку, осыпая другдруга оскорблениями. Вот только язык какой-то странный, ни одного знакомогослова… Нет, вот кто-то орет, чтобы заткнулись наконец, всех достали, задери васлеший – и тут уж я каждое словечко понимаю… Язык Талара… но другие говорятнепонятно… Иностранцы? Опомнись, какие такие другие языки на Таларе? ВсяИмперия говорит на одном языке, народы отличаются друг от друга толькопроизношением, выговором… Странно…

Пол определенно покачивался под ним. На лице у него,оказывается, лежала мокрая тряпка, источавшая столь неприятный запах, что Сварогне выдержал, сбросил ее резким движением руки. От этого ему вроде бы сталолегче и головная боль начала постепенно утихать.

Да, и со зрением вроде все в порядке, просто в загадочномпомещении маловато света. Высоко над головой какие-то доски… И стена справа,как убедился Сварог, скосив глаза в ту сторону, – тоже из длинных,горизонтальных досок, сквозь щели меж ними и пробивается свет – яркий,несомненно, солнечный, но его маловато…

Он решился – приподнялся и сел, привалившись спиной к стене.Вопреки пессимистическим ожиданиям, никаких физических страданий этоперемещение в пространстве не вызвало. Слегка побаливала голова в том месте,где его приложило, и только. Руки-ноги целы, нет сильных ушибов…

– С пробужденьицем, ваша милость! – послышалсярядом ехидный голос. – Кофия в постель подать прикажете, или чайку смарципанами? Или служанку позвать, чтоб ублажила? Всегда к вашим услугам!

Поблизости захохотали несколько голосов, но без особойвеселости, мрачноватый был смех. Сварог огляделся.

Помещение, где он находился и куда попал неведомым образом,было сплошь дощатым – и потолок, и пол, и стены – и имело странную форму несовсем правильного прямоугольника: торец идеально прямой, противоположнаякороткая стена гораздо короче, а две длинных напоминают дуги. Слева, возлеторца, в потолке проделано отверстие, прикрытое деревянной рамой, сплошьутыканной обращенными вниз длинными тонкими остриями – и в него проникает свет,виден голубой кусочек неба… В длину этот прямоугольник уардов десять, в ширинузначительно меньше…

И повсюду, куда ни глянь, на голых досках сидели иполулежали люди: оборванные, нестриженые, одни по пояс голые, другие босиком.Окинув себя взглядом, Сварог убедился, что не особенно от них отличается:хомерик исчез, рубашка тоже, штаны и башмаки остались, но перемазаны в грязи ипыли. Что-то мешало шее, этого не было раньше. Он попробовал рукой – прочная,на ощупь железная цепочка грубой ковки, настолько короткая, что через голову еени за что не снять. На ней висела железная овальная бляха размером с ладонь.Прижимая подбородок к груди, поудобнее перехватывая бляху руками, Сварог вскореразглядел на ней грубо выбитый номер: семьдесят шесть. Именно номер: переддвумя цифрами красуется значок «№». Что за фокусы? Тут несколько десятковчеловек… Это не Атар и уж никак не Корона…

– Так как, ваше степенство? – завел своесосед. – Вы так ничего приказать и не изволили насчет кофею и прочихмарципанов… А ведь привыкли, небось, поутру кофий хлебать и булку белуюжамкать? На роже написано…

Сварог угрюмо покосился на него: тщедушный худой субъектнеопределенного возраста, классический ехидина и склочник, мелкая сявка, шпана,в любой камере, в любой казарме отыщется… Не стоило пока что связываться, неприсмотревшись, не освоившись, не изучив расклады.

Он промолчал, разглядывая неожиданных товарищей понеизвестному несчастью: одни мужчины, есть несколько юнцов, но не видно ниодного по-настоящему дряхлого, ни одного калеки. На всех лицах одинаковоевыражение: унылая пришибленность людей, которым их будущее известно наперед, инет никакого смысла давать волю эмоциям… А пол явственно раскачивается, и этоне следствие головокружения, а доподлинная реальность, существующая независимоот наших чувств. Вон, сдвинулась с места ржавая кружка, проехала чуть по полу,остановилась, в другую сторону поползла… Да это же корабль!

Все моментально встало на свои места: сплошные доски вокруг,постоянное покачивание пола… Корабль. И определенно они сейчас не в трюме,иначе не пробивался бы дневной свет сквозь щели в рассохшихся досках…

– Где это мы? – спросил он, глянув на весельчака.

Как он и ожидал, тот мгновенно принялся гримасничать,оглядываясь на ближайших соседей с таким видом, словно полагал себя великимактером, любимцем публики:

– Как бы подоходчивей объяснить вашей милости… Вот это,стало быть, доски, они гвоздями сколочены. Изволите ведать, что такое гвоздь? Аэто…