Члены Совета сначала не одобрили инициативы Дариана – тысячу лет жили без канализации, и ничего, но после объяснений соправителя согласились на неприятный дополнительный налог.

А объяснения, к сожалению, были просты и печальны. Кеоркс рано или поздно нападет на Город. Взять – не возьмет, но осадит надолго. Воды всем хватит, а вот грязь вывозить за крепостную стену, как сейчас, рабам никто не позволит. А от грязи не только запахи, от них еще и болезни – эти знания возникли задолго до появления дипломированных микробиологов.

Закончив про канализацию, спросил Дариан еще об одном, тоже очень волнующем: не знает ли сын Хранителя Знаний о каком-нибудь новом чудо-оружии? До города доходили слухи о замечательных зеркалах, спаливших вражеский флот. И даже о неких трубках, с одной стороны которой засовывали камешек или бронзовый орешек-кругляш, а с другой – набивали чудо-порошок, поджигали его, и камешек летел быстрее стрелы, выпущенной самым лучшим лучником, пробивая все на своем пути. Такие трубки оказались бы спасением перед превосходящими силами Кеоркса.

Ученый мальчишка помочь не смог.

Да, он слышал от отца о зеркалах. Отец сильно сомневался, что такое возможно. Во всяком случае, собственные опыты Хранителя Знаний не подтверждали возможности создания из солнечного света всесильного оружия. Максимум, что ему удавалось сделать таким способом, – поджигать ритуальный костер на городской башне. Горожане были в восторге, но это все-таки скорее была шутка мастера, чем полезная работа.

Про трубки слышал тоже, да и читал. Но все названия материалов были на языке маленьких людей с Дальнего Востока. Отец мог бы легко все это воссоздать, однако искренне считал, что метать стрелы огнем для поражения врагов дозволено только богам. Маален же будет охранен своим извечным нейтралитетом и, опять же, божьим промыслом.

Дариан отпустил ребенка, и тот, мгновенно потеряв свой ученый вид, понесся на улицу играть с такими же сорванцами – он не забыл недавнего горя, но, как и все дети, быстро «переключал» голову.

Да, нового оружия не найдено. Но и Кеоркс его не имеет.

Кеоркс – страшный враг. И сильный. Однако Дариан был уверен, что, если мужество не покинет горожан, они сумеют отстоять свой Город, каким бы тяжелым ни был бой или осада.

Мальчишку быстро узнали и полюбили в Городе. За добрый нрав, за приветливость. Но прежде всего – за быструю и бескорыстную помощь в человеческих болях и страданиях.

Вот тут он был на высоте. Безнадежных, конечно, не исцелял, однако даже таким с помощью каких-то травок и минералов, найденных здесь же, чуть не под ногами, умел унять боль и муку. И не только лечебными смесями – добрым словом, ладонью, улыбкой. Кроме своих удивительных знаний, он просто был хорошим мальчишкой.

Жил он в доме соправителя Дариана. Тот кормил и одевал его так же, как и своих родных детей.

Все шло неплохо, и, может, появился бы в Городе со временем свой собственный Хранитель Знаний, если бы не одно злосчастное утро.

Он прибыл в одиночку, на черном коне в черной попоне. Городские ворота были открыты, но всадник, тоже весь в черном, спешился и несколько раз ударил копьем по покрытой бронзовыми пластинами воротине.

Посланник. И уже было понятно, от кого.

Все, чего хотел Кеоркс, было изложено в коротком письме. Вначале – масса любезностей и учтивости по отношению к правителям Города и горожанам. Потом – всего одна строка в свитке – требование выдать сына Хранителя Знаний из Маалена. Даже козу Кеоркс не забыл. Она шла в той же короткой строке под пунктом два. Потом – опять любезности и учтивости.

Все было ясно и Дариану, и Игемону. Да и любому члену Совета. Кеоркс был унижен мальчишкой, его удивительным полетом, его победой разума над грубой силой. «Аутодафе» предстояло не только сыну Хранителя, но и его козе, и наверняка его летательному аппарату (удивительное здание Дворца Знаний уже было сначала осквернено, затем уничтожено). Великий Кеоркс был унижен и уязвлен настолько, что, если мальчишку не отдадут, он начнет войну с Городом.

Вот таков был расклад перед решающим Советом.

Аргументы Дариана были просты, кратки и полностью повторяли его прежние доводы: волк никогда не сможет насытиться, потому что он – волк. Война, раньше или позже, все равно будет – так лучше вступать в нее, пока Кеоркс еще больше не раздулся от захваченных земель, припасов и рабов. А при осаде мальчик не будет лишним – это показали и строительство канализационных сооружений, и его медицинские способности.

Ни слова не сказал Дариан, что ему жалко отдавать на мучительную смерть невинного ребенка, к которому успел привязаться. Такой аргумент вряд ли услышала бы жестокосердная публика. Да и разве она изменилась за прошедшие тысячелетия?

Потом выступил Игемон. И его аргументы были известны. Война завтра лучше, чем война сегодня. Разве мы знаем планы богов? Может, всемогущий Кеоркс через год заболеет и помрет в одном из своих рейдов. Или обожрется на торжестве. Или будет отравлен лучшим другом (хотя это вряд ли: скорее сам всех отравит). Тем не менее вероятность нейтрализации Кеоркса высшими силами существует. А тогда его иридархские преемники мгновенно забудут про поход на Город – это ведь не маленькая победоносная война, сплочающая нацию под могучим вождем. Да и драчка у них в Иридархе будет нешуточная, наследство после Кеоркса останется немалое.

В общем, ничего нового не сказали соправители.

И ничего нового не решили члены Совета. Все как и в прошлый раз: чем идти на войну, лучше бросить в ее пока не работающие жернова требуемую жертву. В конце концов, мальчишка в их Городе – никому не родной.

Мальчик спокойно выслушал приговор. Даже улыбнулся, только невесело. Отказался от предложенной последней трапезы, взял на руки так и не выросшую козочку и пошел к городским воротам. Шел в полном одиночестве, если не считать следовавшей в отдалении и горько рыдавшей девчонки-рабыни. Ну да кто же будет считать девчонку, да еще рабыню?

Горожане старались не смотреть на него: некоторая неловкость у них все же возникла, особенно у тех, кому сын мааленского Хранителя Знаний помог лично. Но лишь одна мамаша – неделю назад он спас ее младенца, укушенного скорпионом, – вышла к нему на дорогу и попросила прощения.

Он простил – и ушел вслед за всадником, одетым в черное, в быстро сгущавшуюся темноту горных сумерек.

Место: Германия, Франция.

Время: три года после точки отсчета.

Переехать польско-германскую границу было удивительно легко. И десяти минут не потратили. Гораздо сложнее оказалось найти в Германии ночлег.

Пока было светло, отелей проехали чертову тучу. Но дамы так рано останавливаться не пожелали, им не терпелось как можно быстрее приблизиться к своей обетованной Франции, с ее гламуром, распродажами и теплым морем. В итоге вместе с дневным светом закончились и отели.