Эмилио одобрительно покивал.

– Когда набьешь руку, из этого получится неплохой номер, – сказал он с улыбкой. – Может, и Саломе захочет нам помочь… Но для начала поупражняемся без живой мишени. Не хочу, чтобы ты продырявил платье моей ненаглядной.

Во вторую ночь Иоганн поднялся задолго до рассвета. Он старался не шуметь, чтобы не разбудить Арчибальда, с которым делил комнату. Магистр, как обычно, пил до поздней ночи. От него несло, как из винной бочки, и даже блохи, казалось, брезговали такой добычей. Иоганн на цыпочках спустился по лестнице и вышел на задний двор, где за дощатой перегородкой помещалась уборная. Там он справил нужду и постоял еще на свежем воздухе, глядя на убывающую луну. Прошла всего неделя с тех пор, как он сбежал от наставника. А казалось, это произошло в прошлой жизни.

На плечо ему легла чья-то рука.

Иоганн резко развернулся и уперся взглядом в лицо Саломе. В темноте оно было даже красивее, чем при свете дня, – узкое, цвета обожженной глины, с острыми скулами в обрамлении спутанных волос. Она накинула на себя попону, которая едва скрадывала изгибы тела. Ее полные губы изогнулись в насмешливой улыбке.

– Воешь на луну, волчонок?

Иоганн помотал головой.

– Так… пытаюсь кое-что забыть.

– Не ты один. – Она рассмеялась хрипло, как мужчина. – Арчибальд пытается забыть, что он теперь старый пьянчуга, а не странствующий ученый из богатого дома. Эмилио пытается забыть, что сделали солдаты с его родителями в Ломбардии. А Петер не хочет думать о том, что его звезда клонится к закату.

– Но… он ведь так здорово играет… будто…

– …будто сам дьявол, знаю. – Саломе усмехнулась. – Точнее и не скажешь! В глазах Церкви мы лишь заманиваем людей в сети сатаны, а в танцах отправляем свои черные мессы. – Она непристойно покачала бедрами. – В особенности это касается нас, падших женщин. Ну что, чувствуешь, как тебя манит в его сети, ммм?

– Петер запросто мог играть при дворах. – Иоганн не поддался искушению. – Но он скитается вместе с вами по городам и деревням… Почему?

Саломе подмигнула ему.

– И тут не обошлось без проклятой женщины и ее губительных чар. Насколько я знаю, Петер – младший сын франконского рыцаря. Он полюбил девушку, дочку простого цирюльника, и ради нее покинул семью. Но бедняжка слишком рано умерла, и даже его музыка не смогла спасти ее. С тех пор он скитается по свету, не находя утешения… – Она пожала плечами. – Во всяком случае, так он рассказывает, когда напьется. Но даже в такие минуты говорит мало, и половины слов уже не разобрать. Изредка, когда ему особенно тяжело, он вспоминает о какой-то сделке, которая отняла у него любимую.

– Уж я-то его понимаю, – мрачно заметил Иоганн.

– Потому что тоже любил девушку? – Она шагнула ближе. – Да?

– Ну а ты? – торопливо спросил Иоганн. – Что ты пытаешься забыть?

– Я каждый день забываю все, что было прошлой ночью.

Саломе вдруг скинула попону и встала перед ним совершенно нагая. Иоганн смотрел на ее безупречное тело. Волосы в паху чернели, как волчья шкура, полные груди купались в свете луны. Юноша словно оцепенел. Внезапно она привлекла его к себе и поцеловала, жадно и страстно; ее язык извивался у него во рту, точно взбешенная гадюка. Иоганн почувствовал ее руку у себя в промежности. Плоть его напряглась, и противиться этому было невозможно.

– Мне нравятся твои глаза, волчонок, – прошептала Саломе. – Такие темные, они как бездонные топи… В них что-то кроется, а я не могу разгадать этого. Объясни мне.

– А… как же Эмилио? – спросил Иоганн, запинаясь.

– Кто такой Эмилио? – Танцовщица хихикнула. – Я свободна, волчонок, и никому не принадлежу. Даже Бог мне не хозяин.

Тем временем она прижала его к стоявшей неподалеку бочке. Судорожно, как в лихорадке, Иоганн подхватил ее под ягодицы и придвинул к себе. Медленно и ритмично Саломе двигала бедрами, обратив свое лицо к полумесяцу. Они отдавались страсти без единого слова, и тела их сплетались, точно в борьбе. Лишь под конец у Саломе вырвался тихий вскрик. По телу ее пробежала дрожь, и она обмякла без сил. Иоганн вдыхал солоноватый запах ее пота. И хотя стоял холод, его самого бросило в жар, как тогда, в ржаном поле с Маргаритой.

Через некоторое время Саломе отстранилась от него и вновь завернулась в попону. На губах ее играла лукавая улыбка.

– Надо возвращаться, пока остальные не проснулись. Петер хочет тронуться пораньше.

Девушка еще раз погладила его по подбородку, покрытому мягким черным пушком.

– Сладкий волчонок, – прошептала она. – Нам еще выпадет случай распробовать друг друга.

Саломе развернулась и поспешила к задней двери.

А Иоганн еще долго стоял, словно заколдованный, посреди двора.

* * *

Два часа до рассвета юноша не находил покоя – ворочался в кровати, думал о Саломе и о том, что она сделала с ним на заднем дворе. Впервые он, будучи в ясном уме, совокупился с женщиной. Тогда, в пещере, Маргарита боялась потерять невинность, а о том, что произошло той ночью в лесу под Нёрдлингеном, Иоганн и вспоминать не хотел. Стоило ему закрыть глаза, и он снова чувствовал запах Саломе. Значит, вот каков он, тот волшебный миг, о котором твердил весь мир… Иоганн вынужден был признать: он был околдован. Только вот как теперь смотреть в глаза Эмилио и не краснеть при этом? Скажет ли ему Саломе о том, что произошло между ними?

Но когда они сидели в сумерках за столом и завтракали кашей с разбавленным пивом, Саломе даже не взглянула на Иоганна. Она держалась холодно и отстраненно и ни разу ему не улыбнулась. Зато постоянно подмигивала Эмилио. Поначалу Иоганн был сбит с толку, но потом по-своему понял ее. Если они с Эмилио действительно были вместе, то не следовало вызывать у него подозрений. Юноша подумал о ноже Эмилио и о том, как скоро между мужчинами вспыхивали ссоры из-за женщин.

Растерянный и усталый после бессонной ночи, Иоганн склонился над своей миской и пытался хоть на время забыть о Саломе. Но это оказалось не так просто. То, что произошло между ними ночью, было неописуемо. При одной только мысли об этом все внутри вспыхивало. Он торопливо доел кашу и вышел, чтобы вычесать лошадь.

С восходом артисты двинулись в путь. От Ландсберга путь их лежал дальше на юг, по долинам Леха. В скором времени они добрались до городка Шонгау. Всего два года назад страшный пожар опустошил округу. Лишь некоторые из роскошных некогда домов были отстроены заново. О представлении среди руин не могло быть и речи, поэтому они остановились за городскими стенами.

Иоганн набрал из ручья воды для лошади. Вода была холодная, и поверхность сверкала кристалликами льда. Горы стали теперь заметно ближе. Иоганн буквально чувствовал запах снега – и это в начале апреля. Когда он вернулся, Петер и Арчибальд ожесточенно спорили. Но, похоже, в этот раз причиной послужило не вечное пьянство магистра.