— Мы как раз собирались этим заняться.

— Я так и предполагал. По-моему, самое подходящее место — равнина Камарата, километрах в двадцати, с юго-восточной стороны. Там твердая почва, которая обычно не заболачивается.

— Ты что, занимался поисками места для нас? — с улыбкой спросил Король Неба.

— Конечно! — тут же ответил Кардона. — Я же тебе сказал, что помогу по мере своих сил. Не буду отрицать, что этот тепуй — с алмазами или без них — не дает мне покоя. Он как слишком красивая женщина: знаешь, что она никогда не будет твоей, но не можешь выбросить ее из головы.

— Ты пытался взобраться наверх?

Испанец покачал головой:

— Я там был несколько раз с Густаво, но мы так и не обнаружили надежного пути, чтобы взобраться наверх. И это меня беспокоит, потому что, если уж Веревка не может найти дорогу, тогда непонятно, как ее смог найти шотландец.

Густаво Генри по прозвищу Веревка в то время был самым известным в Венесуэле скалолазом и одним из самых известных на континенте, потому что успел покорить большинство опасных вершин горной цепи Анд. То обстоятельство, что он, при всех своих способностях и опыте, не обнаружил ни одной точки, с которой можно было начать штурм впечатляющей километровой стены, естественно, добавляло еще больше неопределенности предприятию, которому и без того ее хватало.

Эл Вильямс и Джон МакКрэкен несколько лет бродили, терпя лишения, по сельве, рекам и горам и к тому времени, когда оказались у подножия «своей горы», наверняка выбились из сил. К тому же у них не было необходимого снаряжения, чтобы начать столь изматывающее и опасное восхождение. Вряд ли им удалось бы успешно осуществить восхождение, к которому настоящий профессионал вроде Густаво Генри не знал, как и подступиться.

— Что-то тут не так! — как бы про себя повторял Феликс Кардона всякий раз, когда об этом заходил разговор. — Мы с Хуаном Мундо потерпели неудачу, Веревка не знает, как к нему подступиться, и все, кто видел эту проклятую гору, сходятся во мнении, что она неприступна. Как же эти двое ухитрились забраться наверх?

— Полагаю, что все дело в том, что они были людьми упорными и были уверены, что найдут наверху золото и алмазы.

— А кто им об этом сказал? — тут же отреагировал испанец. — Откровенно говоря, мне трудно поверить, что хоть один человек ступал ногой на эту месету со дня создания мира.

Король Неба не ответил, но по ночам ворочался в постели, ломая голову над тем же вопросом: как же все-таки Вильямсу и МакКрэкену удалось взобраться по отвесной каменной стене? Может, они были сверхлюдьми, или Феликс Кардона прав, и они совершили восхождение на какой-то другой из бесчисленных тепуев Гвианского щита?

А в таком случае на какой именно?

Конечно, не на Парантепуй, в этом он был уверен.

На ближайшие Курунтепуй или Куравайнатепуй — с абсолютно неровными вершинами — тоже вряд ли.

Кусаритепуй, или Олений холм, мог быть неплохим кандидатом, если бы не находился совсем близко от упомянутых, а значит, он должен был их видеть, когда ночевал на вершине, а он уверен, что не видел.

Если перебрать один за другим все варианты, оставался лишь тепуй, который пемоны называли Горой Дьявола; с ее вершины и низвергалась Мать всех рек. А значит, по всему выходило, эта замечательная пара безумцев сумела найти лазейку, которую больше никому не удавалось обнаружить.

Две недели спустя Джимми и Мэри Эйнджел, Феликс Кардона, Густаво Генри по прозвищу Веревка и местный скалолаз, которого звали Мигель Дельгадо, на скорую руку разбили лагерь на равнине Камарата, почти в тени темной Горы Дьявола. Ближайшие недели они собирались посвятить решению нелегкой задачи: найти подтверждение — чтобы уж не оставалось никаких сомнений — тому, что именно на эту вершину шестнадцать лет назад совершил посадку старый, потрепанный «Бристоль» с двумя людьми на борту.

А еще собирались выяснить, каким таинственным путем взобрались наверх двое чокнутых парней двадцать с лишним лет тому назад.

Они несколько раз облетели тепуй, почти касаясь его внушительных стен; проникли в каньон Дьявола, рискуя разбиться; сделали сотни фотографий; несколько дней ходили под самыми утесами и собирались на длительные совещания, однако вывод оставался неизменным: не существовало никакого способа в чем-либо удостовериться.

Тогда Король Неба решил прибегнуть к последнему средству — попросить совета у отца Ороско, которому наконец-то удалось возвести замечательную миссию с настоящими каменными стенами в Каванайене, в шестидесяти километрах, однако даже рассудительность и глубокие знания гипускоанца мало чем могли им помочь.

— Пемоны утверждают, что никому никогда не удастся подняться на эту гору, — заметил священник. — Но даже я не способен определить, имеют ли они в виду физическую невозможность или речь идет о простом суеверии. И ведь действительно, когда стоишь внизу и задираешь голову вверх, гора впечатляет, и даже не только своей высотой, а тем, что в ней есть что-то загадочное: такая черная, такая отвесная, такая враждебная и почти всегда окутана туманом.

— Она что, вас на самом деле пугает?

— Очень! К чему мне лукавить? У подножия этой горы — и особенно у подножия водопада — оказываешься ближе к Создателю или ближе к преисподней. Это зависит лишь от состояния души.

— И что же вы мне посоветуете?

— Что ты хочешь от меня услышать, сын мой? — запротестовал доминиканец. — Ты ищешь золото и алмазы, а я бы пальцем не пошевелил ни ради одного, ни ради другого, будь они хоть рядом, на скотном дворе. Посоветовать тебе, как найти путь к Богу, еще куда ни шло, а вот как найти месторождение — уволь.

— Но ведь я сейчас обращаюсь не к миссионеру, — уточнил Джимми Эйнджел. — Я прошу совета у белого человека, который лучше всех знает эти края.

Собеседник молчал и задумчиво почесывал густую, уже совсем седую бороду и наконец, почти незаметно передернув плечами, сказал:

— Как «белый человек», который лучше всех знает эти края, я могу с уверенностью сказать только одно: если ты приземлишься там, наверху, и по какой-то причине не сумеешь взлететь, ты оттуда уже вряд ли спустишься. И в итоге наверняка умрешь от голода в «Затерянном мире» Конан Дойла, а такой конец мне кажется ужасным для любого человека. И уж тем более для того, которого я ценю.

— Если в прошлый раз я взлетел, почему не смогу сделать это сейчас?

— Я видел, как ты вспорхнул с того островка в реке, сын мой, — напомнил ему собеседник. — Не скрою, это впечатляло. И могу себе представить, насколько невероятным был твой бросок в бездну с вершины тепуя. — Он развел руками, словно этим жестом выразил все. — Но ведь важно знать, тот ли это тепуй. — Теперь он наставил на него палец. — И боюсь, что как раз именно в этом ты и сомневаешься, а потому считаю безрассудством, если не безумием, что ты, не будучи до конца уверенным в том, что на вершине Горы Дьявола находится твое месторождение, вздумал все-таки совершить на ней посадку.