— Как знать… — вздохнула Мэри, направляясь к самолету; она начала вытаскивать из него продукты и канистры, собираясь приготовить еду. — Возможно, обыденщина не позволила бы нам оценить то, что мы имеем.

— Ты так думаешь?

— Все возможно, — сказала она, вернувшись к нему, и начала разжигать небольшую масляную горелку, которую захватила с собой. — Я тебя люблю, но предполагаю, что к этой любви примешивается еще и восхищение твоим мужеством и упорством. Сомневаюсь, что обычный мужчина разбудил бы во мне те чувства, которые будишь ты.

— Даже сейчас, когда меня постигла такая неудача?

— Неудача?… — повторила она, указывая пальцем на какую-то точку впереди. — Вон там, в паре километров отсюда, находится самый красивый водопад на свете, который до скончания веков будет носить твое имя. Много ли неудачников достигло чего-то подобного?

— Но ведь мы разорены вчистую.

— Я знаю великое множество миллионеров, у которых только и есть что деньги, — уверенно заявила Мэри Эйнджел. — А у меня есть ты, у тебя — я, у нас с тобой такая насыщенная жизнь, да еще есть водопад. Разве это купишь за все деньги на свете?

— Ты и правда так думаешь или говоришь это для того, чтобы меня успокоить?

— Успокаивать тебя сейчас значило бы в какой-то мере потерять к тебе уважение, — объяснила она. — Нам, конечно, немного не повезло, но я уверена, что мы с этим справимся.

— Не повезло? — возмутился Король Неба. — Ты говоришь, что нам «немного не повезло»? У нас осталось только то, что на нас надето.

— Сколько самолетов ты разбил за свою жизнь? — поинтересовалась Мэри. — Восемь, десять, двенадцать?… Подумай о них — и ты увидишь, что всякий раз это было временное невезение, и ты всегда выходил из положения. Это просто очередное невезение.

Ну, как спорить с женщиной, у которой на все готов ответ?

Как пытаться ее ободрить, когда она — сама отвага?

Как просить у нее прощения за то, что по его вине они оказались в таком положении, тогда как она собиралась готовить обед, словно они в погожий день отправились на пикник в окрестностях своего городка?

Мэри Эйнджел ела с таким аппетитом, словно находилась вовсе не на вершине Горы Дьявола, имея ничтожные шансы выбраться отсюда живой и невредимой. Она даже не отказала себе в удовольствии выпить кофе — как всегда, маленькими глоточками.

Затем она закурила сигарету, что позволяла себе лишь в особых случаях, и с любопытством стала разглядывать пейзаж.

— Красиво! — проговорила она. — Очень красиво! У тебя не возникает странного ощущения при мысли о том, что, возможно, мы первые люди, ступившие на эту вершину?

— Мне от этого становится не по себе… — ответил муж. — Ведь тогда это не гора МакКрэкена.

— Так оно и есть, — не скрывая своей уверенности, сказала она. — И ты это понял, как только вылез из самолета: я видела, какими глазами ты смотрел по сторонам.

— Иногда я думаю, что ты чересчур хорошо меня знаешь.

— Нет необходимости знать тебя чересчур хорошо, чтобы понять, что тебя огорчает не столько потеря «Фламинго», сколько то, что твои опасения оправдались: это не то место, где вы побывали с шотландцем.

— Не то… — чистосердечно признался Джимми Эйнджел. — Оно должно было оказаться тем местом, поскольку находится в указанной точке, но это не оно.

— Значит, ты согласен с тем, что МакКрэкен тебя обманул?

— Нет! Не согласен. Что-то здесь не так, но я уверен, что это не его вина. Он не лгал. Это я ошибся.

— Господи! Вот если бы ты мне так доверял, как доверяешь этому шотландцу.

— А я доверяю. Вы с ним — единственные люди, за которых я сунул бы руку в огонь.

— Кстати, об огне!.. — сказала Мэри, подняв лицо к небу: безжалостное солнце стояло прямо над головой в самом центре тропиков. — Ты чувствуешь в себе силы сходить искупаться в реке? Судя по тому, что я успела рассмотреть во время приземления, она должна находиться вон в той стороне, на расстоянии меньше километра.

Это была всего лишь речушка с холодной и чистой водой и быстрым течением, которая вилась из самого центра плоскогорья, устремляясь к тому месту на северо-восточной окраине, откуда она низвергалась на равнину в форме гигантского конского хвоста.

Они разделись, насладились долгим купанием, восстанавливающим силы, и, когда, уже ближе к вечеру, растянулись на широкой плите из черного камня, отполированного водой за миллионы лет, Мэри Эйнджел повернулась к мужу и сказала:

— Я хочу заняться любовью.

— Здесь? — удивился он. — Сейчас?

Она со смехом несколько раз кивнула.

— Здесь и сейчас! — настойчиво повторила она. — Я хочу заняться любовью и зачать нашего первого ребенка на вершине Священной горы, лежа в воде, которая потечет дальше к твоему водопаду. Какое место может быть лучше, чтобы забеременеть?

— Ты продолжаешь меня удивлять! — признался Король Неба, протянув руку и нежно погладив ей грудь. — Самая удивительная женщина на свете, хотя ты, как всегда, права. Ребенок, зачатый здесь, наверняка будет особенным.

На этот раз они были особенно нежны друг с другом, сознавая, что, возможно, у них больше не будет случая выразить вот так, непосредственно, всю глубину своего чувства.

Это был первый — и последний — раз, когда два человека любили друг друга на вершине Ауянтепуя, Священной горе для одних и Горе Дьявола для других, и самой неприступной и таинственной горе на земле — для всех.

Счастливые и довольные, взявшись за руки, они вернулись туда, где «Фламинго» уже погрузился в долгий сон.

Сон, от которого он очнется только тридцать три года спустя, когда венесуэльские воздушные силы решат вытащить его из болота с помощью мощного вертолета и установят как бесценный исторический экспонат у входа в аэропорт Сьюдад-Боливара.

Место это было выбрано специально, с целью увековечить память пилота Джимми Эйнджела, который на рассвете тысяча девятьсот тридцать пятого года поднялся в воздух с этого самого аэродрома, чтобы лететь в бессмертие.

Там он и пребывает.

* * *

Густаво Генри по прозвищу Веревка и Мигель Дельгадо появились два дня спустя.

Они бессильно рухнули в кресла самолета, которые Король Неба пристроил в тени крыльев, и, задрав головы, посмотрели на товарищей, которые взирали на них сверху, из аппарата.

— Плохие новости! — объявил Веревка. — Мы нашли щель, по которой можно спуститься метров на триста, но нет никакой возможности узнать, что там ниже.

— И?…

— Загвоздка в том, что мы окажемся заблокированными в такой точке, откуда, возможно, не сможем ни продолжить спуск, ни тем более вернуться назад.

— Но ведь вы все-таки профессионалы.