представляют нечто бо́льшее.

Разницу можно заметить лишь в интонации произношения джедая, имеющего ввиду тот или иной тип. Когда мастер впервые достал Голокрон, я не сразу понял, для чего он нужен. Но когда услышал, чей он, уже иначе смотрел на бесценный источник знаний.

Голокрон Велари Джин хранит в себе отпечаток ее личности, способный ограниченно взаимодействовать с окружающим миром. Подобным образом джедаи сохраняют частичку себя для грядущих поколений, в надежде, что ценный опыт не будет забыт и принесет пользу Ордену даже после их ухода в Силу. Фактически сейчас я смогу по-настоящему поговорить с женщиной, жившей в древнюю эпоху, о которой так воодушевленно рассказывал Нак Зиил. Крайне волнующий момент, ценность которого трудно передать словами.

Кубик голокрона послушно раскрылся, явив внутри себя миниатюрную звездочку, из которой раздался приятный женский голос. Я живо представил невысокую немного стеснительную джедайку, умудрившуюся остаться молодой даже в зрелом возрасте.

– Приветствую, падаван. Я Голокрон мастера Велари Джин. У тебя имеются ко мне вопросы?

– Да… гхм. Да, мастер. Видите ли, у меня небольшая проблема…

– Я поняла, – голос мастера вдруг похолодел, заставив серьезно насторожиться нас с мастером. – Очень плохо. Падаван, я вижу в твоей ауре ментальное паразитическое существо.

– Чего-о?!

– Джове, успокойся, – строго велел мастер, когда я вскочил на ноги, не в силах сдержать эмоции.

«Успокойся? Куда там!» – меня трясло, потому как, едва услышав диагноз, я провалился в ментальный план и сделал то, что не пробовал еще никогда: посмотрел на себя со стороны. И тотчас мысленно заорал от ужаса и брезгливости, наблюдая за отчетливой лентой, очертаниями напоминающей полумногоножку-полупиявку.

Эта дрянь оплела мою ауру и жадно чавкала сильными эмоциями, временами прорывающимися наружу. Сейчас она гулко урчала, поглощая темную пену брезгливости и дымные клубы страха. Твою медь, ну и гадость! Уберите ее от меня!!!

– Джове!

Мастер тоже вскочил на ноги, видя, что я не реагирую на его оклики.

– А?

– Падаван, что происходит?

– Ничего, мастер. Сейчас я ее…

– Нельзя! – крикнул Голокрон. – Падаван, подожди, она соединена с…

Мне было все равно с кем или с чем. Я просто не мог больше выдержать мерзости существа, посмевшего посягнуть на самое сокровенное, что есть в человеке: его душу и тонкий внутренний мир. И не важно, что я сам не раз проворачивал нечто подобное с другими людьми, через ментощупы делясь своими светлыми эмоциями или забирая темные. Вреда им это не нанесло, совсем наоборот. Многие потом еще спасибо сказали, хотя и не понимали, отчего мир вокруг вдруг стал чуточку светлее. А тут меня всего попросту внаглую жрали! Постоянно и с неослабевающим аппетитом. Не позволю!

Рванувшие из ауры ментощупы вцепились в беззвучно завопившую тварь, заставив ее прервать свое занятие и вступить в схватку с многочисленным противником. Сперва мне показалось, что победа не за горами. Ментощупов насчитывалось восемь штук, и они действовали намного быстрее паразита. Но тот почему-то не спешил подыхать, понемногу оправившись от удивления и начав пожирать уже сами ментощупы. Причем гораздо быстрее, чем те успели восстанавливаться.

Я ощутил быстро накатывающую слабость. А потом случайно повернулся чуть в сторону от своей ауры и увидел Это. Тонкую паутинную нить, соединяющую паразита и нечто, располагающееся очень далеко.

«Так вот что имела ввиду Велари».

Объективно, бой длился всего пару секунд реального времени. Мастер не смог бы остановить меня, даже если бы понял, что происходит.

Один из ментощупов, следуя волевому указу, перестал бестолково хлестать спину паразита и метнулся в сторону нити. Размах, удар…

– А-а-а!!!

Мне показалось, что весь мир разорвался на куски. Пришедшая Боль ни в какое сравнение не шла ни с чем, что я испытывал прежде. Это было нечто за гранью. Душа едва не покинула бренные останки от болевого шока, а когда я снова смог видеть сквозь пелену слез, понял, что лежу на полу. И мастер что-то орет в Голокрон, тряся его, как разъяренный карапуз игрушечный кубик.

Но хуже всего было, что паразит никуда не исчез. И нить, перестав вибрировать натянутой струной, принесла вибрацию, от которой вновь отчаянно закружилась голова.

Вот и выяснилась причина приступов. Только почему так хочется, чтобы на ее месте оказалось что-то попроще? Опухоль, там, или врожденный тупизм головного мозга? Нечто, с чем я мог бы справиться современной медицинской техникой или методичными ударами головой об стенку.

– Мастер…

– Джове, ситх тебя подери!!! Что ты опять натворил?!

Паникующий Нак Зиил – очень редко встречающийся в дикой природе вид кел-дора. В другой раз я бы не поленился дать Фрисби сигнал нащелкать копромата для последующего вымогательства печенек, но сейчас сил хватило только на то, чтобы вяло улыбнуться.

– Ты как? – Нак Зиил склонился и положил ладонь мне на грудь, а потом на лоб, помогая прогонять через организм потоки Живой Силы. – Объясни, что произошло. Я что-то почувствовал…

– Нам нужно лететь.

– Что?

– Я покажу мастер. Только, помогите встать. И, если можно, не спрашивайте ни о чем. Если… когда вылечусь, я сам все расскажу.

– Как будто у тебя есть выбор! Куда летим, падаван?

Вибрация нити. Приступ, головокружение. Оно знает, что его обнаружили. И принялось тянуть нить к себе с удвоенным усердием.

– Джове!

– Летим… на свет.

Глава 17. «По следу из крошек»

Вытянутый, похожий на стальную сигару челнок маневрировал в восходящих потоках воздуха, направляемый крепкой рукой Нак Зиила, сидящего за штурвалом. Я сидел рядом в кресле второго пилота, временами проваливаясь в краткие периоды беспамятства. По мере продвижения к цели они становились короче и чаще, напоминая работу сканирующего детектора движения.

Только теперь я начал осознавать, насколько слепым был все эти месяцы. Странности, связанные с приступами, наконец сложились в одну ясную картину. К примеру, всякий раз, с началом головокружения, тело вело в одном определенном направлении – к нити, соединяющей паразита и его источник. А непоследовательность самих приступов объяснялась количеством выделенных сильных эмоций. Бывало, в дни сильного стресса или особо тяжелых тренировок, меня срубало по пять раз на дню. Или вовсе ни одного, когда проводил время дома за учебными голокронами или возней с игрой Фрисби, постепенно обретающей какие-то внятные очертания. Паразит, присосавшийся к ауре носителя, служил чем-то вроде передатчика с накопительным зарядом. Пока я находился в удалении от цели, он питался эмоциями, чтобы кратковременно усиливать Зов. А, когда его бестолковый носитель