Я слышал тогда от Алекса, что всех, кто это сделал, Тёрчин примерно наказал, но взял всю ответственность на себя, хоть его в том городке и не было вовсе. На трибунале его оправдали по всем пунктам, но журналист «Республиканца», а потом и другие, вспомнили, что главный военный обвинитель, Джеймс Гарфилд, называл подобные действия типичными для московитов[36]. Теперь же вспоминались и наглые притязания этих самых московитов на север Калифорнии, и вопиющее поведение их посла, отказавшегося прийти в Государственный департамент, когда его туда вызвали. Ну и то, что, насколько было известно, именно они обучили, вооружили и финансировали Добровольческий легион. В общем, исчадия ада эти московиты.

Так что, когда люди Тёрчина пришли в Роквилл, более половины населения бежало – кто в Бетезду, кто в Гейтерсбург. Я тоже собирался уходить, когда увидел во главе колонны армии Северного Мэриленда моего друга Алекса Смолла. И, надо сказать, не прогадал – его люди никого и пальцем не тронули. И это разительно отличалось от роты 75-го Цветного полка, которую ввели 15-го и солдаты которой вели себя, как на вражеской территории, пока из Вашингтона не приехали люди, положившие конец бесчинствам.

Так что отношение к армии практически у всех резко переменилось в лучшую сторону – и несколько человек даже изъявили желание вступить в эту армию. Включая и меня. И если других зачислили кого в собственно отряды, а кого в железнодорожные рабочие, то меня Алекс взял к себе. И первой его просьбой – он настоял именно на этом слове – было помочь найти место, где можно было бы остановить поезд с войсками, идущий из Гейтерсбурга.

– Видишь ли, Пит… Если Говард пришлет карателей, то из Гейтерсбурга. В Сильвер-Спринг нет ни одного пассажирского состава, да и в Вашингтоне тоже. А еще там не так уж и много войск. И моя задумка – разобрать рельсы и устроить засаду. Ведь кое-где железной дороге во время строительства не удалось купить землю у фермеров, и дорога обходит эти участки.

– Именно так. Знаешь, есть здесь один фермер – Фредерик Нидермайер. Точнее, был – дом его сожгли цветные, а что случилось с семьей, никто не знает. Так вот, его отец отказался тогда продавать землю, и путь обходит его поле стороной. Может, там? Тем более что кукуруза в этом году высокая, и спрятаться там проще простого.

Так мы и оказались в этом поросшем бурьяном месте, рядом с неубранной кукурузой. Пути быстро разобрали, причем так, чтобы поезд слетел с них прямо под откос. Рельсы отнесли подальше в кукурузу – как сказал Алекс, они нам скоро самим будут нужны. И колонна рабочих вернулась в Роквилл, а мне Алекс предложил остаться.

Успели мы практически вовремя: через полчаса с направления Гейтерсбурга показался поезд – и вскоре, как мы и предполагали, свалился под откос. Из некоторых вагонов начали выбираться уцелевшие – только для того, чтобы сдаться. Из нескольких сотен человек уцелело хорошо если восемьдесят – офицеров среди них почти не было, ведь они находились в первом вагоне, который сложился гармошкой. Победа досталась нам без единого выстрела.

После дела Алекс посмотрел на меня и задумчиво сказал:

– Пит, а не хотел бы ты завтра прогуляться в Вашингтон? Надо кое-что посмотреть, и нашей разведке нужен человек, хорошо знающий город.

– Хорошо, а что делать-то надо?

– Это тебе объяснит капитан Бесоев.

– Тоже русский, что ли? – удивился я.

– Как и я. Вот только он не просто русский, а еще и югоросс.

Бесоев – «зови меня просто Ник» – внешне мало напоминал русского, если за эталон взять генерала Тёрчина или самого Алекса. Я бы даже подумал, что Ник – османский грек или итальянец, эмигранты из этих мест в последнее время стали появляться на улицах города, а в Нью-Йорке, где я был в прошлом году на Рождество, их оказалось намного больше. По-английски он говорил бегло, но с легким акцентом.

– Пит, мы сегодня пойдем в Бетезду. Назовемся беженцами из Роквилла. А завтра нам нужно будет прогуляться по Вашингтону. Там нужны рабочие руки?

– Думаю, что да. Я слышал, что Центральная тюрьма ищет строителей.

– А можно будет туда сходить? И заодно взглянуть на Белый дом и Капитолий.

– Капитолий мы увидим по дороге. А что это за Белый дом?

– Ну… Это особняк вашего президента.

– Тогда от Бетезды будет миль одиннадцать-двенадцать. Обратно чуть меньше, если напрямую. Считай, всего двадцать.

– Значит, тридцать два километра.

Я не стал спрашивать, что это за километры – наверное, какая-нибудь русская мера длины.

Ник же усмехнулся и сказал:

– Для нас это нормально, а ты справишься?

– Да, конечно, не впервой.

– А как быть со мной? И с другими русскими в группе?

– Элементарно, – усмехнулся я. – Сейчас столько эмигрантов… Они все такие же брюнеты, как и ты?

– Да нет, кое-кто из них шатен, а кто и вообще блондин.

– Тогда другие – да хотя бы из Польши… Даже если они не знают польского, то там вроде есть районы, где по-польски не говорят?

Капитан Бесоев усмехнулся:

– Да вообще такой страны сейчас нет – Польша исчезла с карты мира еще в прошлом столетии. Но полякам раньше принадлежали малороссийские и белорусские земли. Почему бы моим ребятам не быть, например, из Вильны? Или из-под Белостока. Тогда будет ясно, почему они практически не знают польского.

– Для большинства вашингтонцев это все равно. Разве что если вам не повезет и мы наткнемся на настоящего поляка.

– Ничего, как-нибудь справимся. И еще – есть у тебя кто-нибудь, кто тоже неплохо знает город? И кому можно доверять!

– Найдутся такие, – сказал я, чуть подумав. – Двое.

– Тогда лучше разделимся. На нас будут Капитолий и Белый… то есть этот ваш особняк, на второй группе – вокзал, а на третьей – тюрьма. А нет где-нибудь в тех местах забегаловки, куда ходят местные?

– Есть, как же не быть. «Олд Эббитт», например. Правда, они подают в основном устриц – ты их ешь?

– Устриц? Случалось. А почему устриц?

– Самое дешевое, как раз для тех, у кого с деньгами негусто. Устрицы и крабы – их в Чесапикском заливе немерено.

– Хорошо, прогуляемся по правительственным зданиям и зайдем к этому твоему старине Эббитту. Поговорим с местными, поинтересуемся, где здесь можно найти работу. Ну и кое-что им расскажем… А сегодня переоденемся и отправимся в Бетезду. Мол, беженцы из Роквилла от злых русских.