– Вряд ли они сейчас полезут, – закричал капитан ван Дорн, находившийся рядом со мной. – А вот ночью, так мне кажется, будет весело.

Неделю назад янки уже пытались высадиться в темноте на острове Дофина, но ребята из Третьей цветной роты сумели их заметить в пламени разожженных ими костров и сбросить их в море. Погибли при этом семнадцать человек, и еще сорок получили ранения. Тем не менее почти все из них вернулись в строй. Они несли службу старательно и никогда не жаловались.

Меня поразило, насколько рьяно местные негры записывались в ополчение, организованное Джейкобом Робинсоном, дворецким дома, где квартирует майор Инграм. Джейкоб, как оказалось, во время первой осады Мобила сначала пошел денщиком к своему «молодому массе», а когда того ранило, попросил у хозяев разрешения остаться в армии – и дослужился до сержанта. Сейчас же майор Инграм назначил его временным лейтенантом, добавив:

– Эх, Джейкоб, я б тебя капитаном назначил, да не временным, а постоянным, но полномочий у меня таких нет…

Джейкоб и организовал местных негров. Их набралось три роты, и ими Инграм поставил командовать лейтенанта Троттера – в первый же день, после второй перестрелки, тот решил вернуться обратно в Мобил. Впрочем, сообщения с другими городами не было вовсе – в первый же день по приказу Инграма разобрали мосты на обеих железнодорожных ветках – на Новый Орлеан и на север. Сделали это вовремя – в ту же ночь с обоих направлений пришли поезда с карателями. На Дог-Ривер паровоз и головные вагоны не дошли – они упали в реку, а остальные повалились на бок. На Трёхмильном ручье враг вовремя обнаружил, что моста не было, но полубатарея, размещенная в кустах с другой стороны реки, расстреляла в упор остановившийся паровоз, а потом принялась за вагоны. Некоторые янки попытались перейти через ручей вброд, но практически все они были убиты или ранены, а немногие счастливчики оказались у нас в плену.

В отличие от первой обороны Мобила, мы были полностью отрезаны от окружающего мира. К счастью, продовольственные склады были полны – но надолго ли их хватит? Тем более что испортится большая часть продуктов намного раньше при такой жаркой погоде. Кое-кто ходил по ночам на фермы через реку Мобил, и по их словам, фермеры не только делились с ними последним, но и отказывались от денег. А два дня назад там начались пожары – каратели стали жечь не только фермы, но и поля.

Когда же я была с инспекцией в форте Морган, в море показались десятки шлюпок, забитых доверху людьми в синих мундирах. Но тут, откуда ни возьмись, в небе со страшным грохотом промчались железные птицы. Янки в страхе повернули обратно, а некоторые лодки даже перевернулись – не от грохота, а оттого что их резко попытались завернуть. Я сразу поняла, что это югороссы, но, увы, это был единственный раз, когда я увидела их воочию.

Зато вчера вечером, впервые за все время моего пребывания в Мобиле, ожила рация.

– Лиса, ответь Слону! Лиса, Слону.

– Лиса на проводе, – сказала я, как меня учили. Хотя мне было непонятно, при чем тут провод.

– Лиса, будь готова завтра. Форт Гейнс. Лиса, завтра. Около часу дня.

Я посмотрела в подзорную трубу и не смогла сдержать радостного восклицания. На горизонте стали проступать силуэты кораблей. Да, это были не югороссы, а более старые суда, да и флагов их я не видела, но то, что это были не янки, я сразу почувствовала.

А вскоре прогремели орудия этих кораблей – намного более дальнобойные и точные, чем на лоханках янки. Супостаты начали тонуть, а через несколько минут они, не сговариваясь, спустили флаги.

Вскоре к берегу пристали несколько шлюпок, из первой из которых вылезла огромная фигура – полковник Слон, чью настоящую фамилию я так и не научилась выговаривать. Он схватил меня в медвежьи – точнее, слоновые – объятия, поцеловал в макушку и радостно прошептал:

– Так я и знал, что ты во что-нибудь вляпаешься. И найдешь способ выкрутиться. Здравствуй, сестренка!

29 (17) августа 1878 года. Гамильтон, Бермуды, Военно-морская больница

Сэмюэл Лэнгхорн Клеменс, главный редактор газеты «Южный крест»

На инвалидном кресле-каталке сидел негр лет, наверное, тридцати – тридцати пяти. Он был похож на тех негров, которых я видел в детстве в Миссури и в молодости – по всему американскому Югу. Разве что взгляд его был для меня немного непривычен – негры в моем детстве смотрели чаще как бы снизу вверх, тогда как лейтенант Эзра Джонсон смотрел на меня дружелюбно, даже с восхищением, но без тени раболепства. Я не возражал – в отличие от меня, дезертировавшего через шесть недель из миссурийского конного ополчения, Эзра был самым настоящим героем войны, о чем свидетельствовал «Южный крест» на его груди, врученный самим президентом Дэвисом.

– Здравствуйте, мистер Твен, – сказал мне Эзра. – Для меня огромная честь встретить такого великого писателя. – И он показал мне «Приключения Гекльберри Финна», изданные всего месяц назад в Гуантанамо немалым тиражом. На фронтисписе книги красовался мой портрет – немного облагороженный художником, но вполне узнаваемый.

Текст книги, над которой я как раз трудился, когда югороссы подарили мне законченный экземпляр из их будущего, я довольно-таки сильно переработал. Причиной этого были слова моего друга полковника Рагуленко – я долго допытывался у него, что в будущем люди говорили об этой книге, и он наконец сказал мне, что мое произведение считалось шедевром, но про концовку кто-то сказал, что «приехал Том Сойер и все испортил», превратив роман в детскую книгу. Заодно я прошелся по другим частям текста, кое-где исправив и, наверное, улучшив написанное. И теперь ее, с моей подачи, раздают бесплатно всем воинам Конфедерации.

– Зовут меня на самом деле Сэмюэл Клеменс, – усмехнулся я. – А для вас, лейтенант, я просто Сэм. Псевдоним же мой – термин речников на Миссисипи, «вторая метка» на лоте, означавшая глубину в два фатома[40]. Но сейчас я здесь в качестве корреспондента «Южного креста», и мне хотелось бы задать вам несколько вопросов для статьи в газете. Ведь герой – вы, а не я.

– Охотно, особенно, если вы расскажете мне когда-нибудь о том, каково это – быть писателем, – черное широкое лицо расплылось в улыбке. – Спрашивайте!

Я впервые говорил с человеком, не только видевшим зверства, происходившие на моем многострадальном Юге, но и проливавшим кровь за его граждан. Мне уже показали некоторые фотографии жертв и разрушений, но одно дело – картинки, а другое – знать, как это было на самом деле. Эзра не только не смирился с преступными действиями других людей с его цветом кожи (и не только), но нашел в себе смелость противостоять этому. Он всячески принижал собственные заслуги – мол, так поступил бы каждый.

Когда он закончил свое повествование, я начал задавать ему вопросы. Один из них касался причин, по которым многие солдаты Цветных полков с таким упоением совершали преступления. Он задумался.