class="p1">— Прости! Тебе мешают звонки? Подожди секунду! Сейчас отключу, — он сунул руку в карман, продолжая прижиматься губами к моей груди.

— Отпусти меня немедленно! — выкрикнула я, вскакивая с диванчика. Егор кубарем скатился с меня и упал на траву. Я отвернулась, поправила майку, упаковала грудь обратно в лифчик и пригладила волосы. Егор отключил звонок на телефоне и спросил, тяжело дыша:

— Что не так, Танюша?

— Да все не так, Егор! Вообще все! — с отчаяньем я воздела руки к небу.

— О чем ты? — удивился он. — Я не понимаю. Серьезно. Поясни. Что все?

— Вся эта реальность, сладкая, как иранская пахлава, — я схватила с блюда кусочек пахлавы и потрясла им в воздухе. — Я сама себе сейчас напоминаю этот орех, который сидит в медовом гнезде. Ему, наверное, тоже кажется что из этого гнезда легко выскользнуть, если захочется. Он еще не знает, что сироп с медом так крепко держат, что хрен вырвешься! Хуже цемента! Вот у меня такое впечатление, что уже я закатана в сиропный цемент! Вернее, в очередной сценарий. Ты ведь по ним мастер, да?

— Таня, ты себя слышишь? — закричал Егор, и в этот момент в небе громыхнули салюты, и полянка ярко осветилась.

Разноцветные жар-птицы расчертили небо фантастическими цветами. Растерянность и возмущение были написаны на лице Егора, озаренном разноцветными всполохами.

— Ты что…. ты подумала, что тебя воспитывают так же, как и Стаса?

— А почему нет? Стас тоже не знал, что им просто ловко манипулируют.

— Но откуда такие мысли, Таня? Зачем мне это? Мне и девочкам из клуба?

— А они могут и не знать ничего. Это твоя личная игра, Егор. Зачем? Не знаю. Потому что я тебя вообще не знаю! Ты, как китайская шкатулка: откроешь ее, а там коробочка поменьше, и внутри нее еще одна. Но я знаю одно: ну не бывает так легко и красиво в реальной жизни. В моей так точно. Да и у других тоже.

— Иногда в жизни случаются приятные неожиданности, и кто-то вытаскивает счастливый билет, — горячо возразил Егор.

— А я никогда не верила в сладкие басни золушек нашей современности. Ирина Шейк, Наталья Водянова — все они, закатив красивые глазки, впаривали нам легенду, как их, словно розы в пыли, на рынке нашли скауты из модельного агентства и сделали звездой. Бред! И можно только догадываться, какой пот и какие горькие слезы и унижения стоят за этой внешней лёгкостью. И какая грязь. Я не дурочка, Егор. Личный референт принца обнимается с ним, наплевав на элементарную субординацию. И где? В арабской стране, где вся жизнь построена на жесточайшей иерархии. Где всегда и везде работает принцип: "я — начальник, ты — дурак". Я вон в отеле вижу, как горничные и рядовые админы распластываются перед управляющим. Чуть ли не пол у его ног вылизывают. И ты пытаешься меня убедить в том, что личный помощник шейха имеет на него такое влияние, что с легкостью вбивает ему в голову желание принять мою идею? И это при том, что там такие мамонты рекламного дела дрались за этот заказ! А шейх ещё и агентство хочет отдать мне, человеку без опыта руководящей работы. И дарит дорогущий бриллиант. Причем не лично и без намеков на ответную любовь, а опять через помощника. И после этого я должна тебе верить? Кто ты, Егор? И что происходит?

— Так, послушай меня, — решительно перебил меня Егор и нахмурился. — Понимаю, что неоднократно столкнувшись с обманом, с доверием у тебя большие проблемы. Но ты пойми: личный референт принца — это не секретарша, которая варит кофе. Это правая рука, друг и почти член семьи. Причем гораздо более близкий, чем родные братья, потому что с ними у шейха вечное соперничество. Они Фаруху по жизни конкуренты и претенденты на власть и наследство. А я человек другой ментальности и воспитания. Мне он может рассказать то, что в жизни не расскажет своим. Это как…. — он щёлкнул пальцами, ища сравнение, — как попутчик в поезде. Чужой человек, которому рассказываешь то, чего никогда не скажешь близким. Так как знаешь, что видишь этого человека в первый и последний раз в жизни. Вот так и со мной. Я для Фаруха чужой, который роднее своего. Некровный брат, фактически. И абсолютно безопасный брат, заметь. Поскольку не участвую в дележке семейного наследства. Так что можешь мне верить. И несмотря на все пережитое, тебе необходимо снова заново научиться доверять людям. Ну нельзя в жизни без этого, Танюша, никак нельзя.

— Доверять людям — это важно, согласна. А ты, Егор, только не обижайся, ради бога, на человека не очень похож.

— Что? Ну спасибо тебе. Картина Репина: "Приплыли", — обиженно протянул он, сел на диванчик, достал из кармана сигарету, закурил и оперся локтями о колени, широко расставив ноги.

Я на миг замолчала, переводя дух.

— Ну, давай. Продолжай! Нагружай! В темном подвале, где я держу скелеты убитых мной младенцев, место еще есть. Ты, Тань, главное, не стесняйся. Если уж начала, то говори все до конца. Кто я? Вампир? Демон? Тайный серийный убийца или просто тихий подлец?

— Ты, Егор, как робот. Киборг, понимаешь? Какой-то неживой. Не бывает таких идеальных мужчин! Красивых, элегантных, воспитанных, умных и еще и богатых.

— Ну хоть умным и красивым назвала, и на том спасибо! — горько усмехнулся он.

— Вот здесь, внутри, — я похлопала себя по сердцу, — все время чувствую какой-то подвох. Понимаешь? Это не логика, не размышления, это такая нутряная бабская чуйка, которая никогда не ошибается. И я все время подсознательно жду, когда ты покажешь себя, настоящего.

— А можно с этого места подробнее? — он вдруг с каким-то злым куражом хлопнул себя по коленям и вскочил. — Что мне тебе показать? Схватить за волосы и избить? Да? Аааа… я понял! До меня дошло! Изнасиловать тебя здесь, в тихом уголке, пока никто не видит. Вот так сцапать, и… — он сгреб меня в охапку.

— Отпусти! — я попыталась оттолкнуть его.

— Нет, подожди! Я же не просто так руки распускаю, а пытаюсь опытным путем понять знаменитую женскую логику. — Так, что дальше маньяки и властные мерзавцы делают? Ага, вспомнил! Волосы на руку намотать, — он слегка потянул меня за волосы,

— Мне больно! — я схватилась рукой за его сильные пальцы, пытаясь оторвать их от своих волос, но у меня ничего не получилось.

Он вроде бы не сильно держал. Я почти ничего не чувствовала, меня унижала сама бессильная поза.

— Нет, Танюша, ты не вырывайся, я же сейчас в любимом женском образе