Но поддержать людей Дегтярева было некому, если не считать двух наблюдающих за ночной битвой разведчиков, а атакующий потенциал штурмовиков оказался не бесконечным, и спустя минуту подпоручик увидел в бинокль их спешный отход с вражеской территории.

Андрей попытался разглядеть происходящее на южном направлении, но там все было затянуто сплошным облаком порохового дыма, разрезаемого вспышками все новых и новых взрывов.

– Непонятно, но интересно! – воскликнул он, спускаясь с дерева навстречу отступающим штурмовикам.

– За мной, живо! – не останавливаясь, сердито скомандовал майор, едва завидев разведчиков. – Почему не ушли?

– У нас приказ отходить с вами! – парировал подпоручик, приноравливаясь к скорости Дегтярева.

– Уходите! Не факт, что в следующий раз мы сюда выйдем. Зря только ждать будете!

– В следующий раз?

– А ты думаешь, мы закончили? – губы командира штурмовиков растянулись в хищной улыбке. – Вечеринка в самом разгаре, мы не можем сейчас ее покинуть. Ложись! – крикнул он и сам опустился на землю.

Его команду мигом продублировали несколько человек, и спустя несколько секунд в степи не осталось ни одной бегущей фигуры.

– Господин майор! – Вершинин поднял голову и с беспокойством окинул взглядом все увеличивающееся количество горящих факелов у границы лагеря. Явно назревала погоня. – А если они пустят по вашему следу кирасир? Потопчут же!

– Ночью да по такой пересеченной местности? – удивился майор. – Кирасир Янош до последнего беречь будет, остальных еще куда ни шло, да и то вряд ли. Это мы тут все подходы знаем, потому как на пузе все переползали, все овражки да прогалинки исследовали, а они не знают. Вот и не рискнут конников отправлять. Хотя если вдруг и рискнут, так мы все одно знаем, как встретить.

Дегтярев оказался прав – на прочесывание местности пустили пехоту. Причем шаблон, выработанный предыдущими нападениями, сработал и на этот раз. По всему было видно, что относятся солдаты к своей миссии спустя рукава, как к очередному капризу начальства. На самом деле никто не верил, что кого-то удастся найти в ночной степи.

Лучше бы улорийцам действительно никого не находить. На этот раз никакой команды не было, но бойцы в черных одеждах все равно действовали слаженно, быстро и точно. Две линии отправившихся в поиск пехотинцев были сметены в мгновение ока. Частично прореженная и предельно напуганная третья линия с громкими криками побежала назад, преследуемая по пятам безжалостными молчаливыми штурмовиками.

На этот раз люди майора Дегтярева не осторожничали на входе в лагерь: обозы запылали за их спинами, как только все атакующие втянулись внутрь вражеского стана. Теперь позиция разведчиков находилась слишком далеко от места событий, потому оценить вторую атаку они могли исключительно по световым и шумовым эффектам. Но оба отдавали себе отчет, что штурмовиков слишком мало для опрокидывания целого фланга столь большой армии, так что ожидать от них чудес все же не стоит. Да и командование ставило им задачу нанести максимально возможный урон противнику, а не биться до полной победы.

Шум боя стал смещаться в восточную сторону, и Вершинин понял, что Дегтярев уже действительно не вернется сюда, ждать не имеет смысла.

– Уходим! – скомандовал он своему единственному подчиненному.

– Ваше благородие, пушки! – Петрушин поднял палец вверх, призывая командира прислушаться к новым звукам, добавившимся в какофонию боя. – Крепко их князь обложил сегодня! А может, это и есть решающее сражение?

– Нет, Петрушин, – покачал головой подпоручик, – для чего тогда позиции роют перед Малоозерском? Там будет продолжение. Если только Янош не повернет назад.

– Лучше бы повернул. Ей-богу, им только хуже будет. Михаил Васильевич еще чего-нибудь эдакое придумает, от чего улорийцам снова не поздоровится!

– Представляешь, – неожиданно рассмеялся Вершинин, когда они уже шли прочь от вражеского лагеря, – майор Лазукин рассказывал, как после одного военного совета его сиятельство сокрушался, будто ничего не понимает в военном деле. Мол, понимал бы, уже бы разгромил Яноша.

– Вот тебе и раз! – изумился Петрушин. – А что господа офицеры?

– Ржали, как сумасшедшие, – снова хохотнул Андрей, – надо же, шутник какой! Если уж князь Бодров ничего в военном деле не понимает, то кто тогда понимает вообще?

– И то верно, – согласился рядовой.

Когда через два часа разведчики вернулись в расположение своей части, грохот боя в ночном лагере улорийской армии уже стих, зарево многочисленных пожаров стало меркнуть на фоне светлеющего неба. Усталые, но чрезвычайно довольные собой участники ночного сражения тоже стягивались к своим бивакам. Начинался новый день войны за Корбинский край.

Ночь выдалась тяжелой, но крайне плодотворной. Привыкший к нашим кратковременным нападениям противник оказался совершенно не готов к навязанному на чужих условиях ночному сражению. И улорийцы, и разномастная шайка наемников, привлеченных к походу на фрадштадтские деньги, слишком привыкли к обычной для этой эпохи, так сказать, «классической» войне, когда боевые действия ведутся днем и с заблаговременно выстроенных позиций. Были, конечно, и исключения из правил, но здесь, как и везде в большой политике, царила политика двойных стандартов. То есть если «не по правилам» воевал «благонадежный» военачальник, представляющий отстаивающую «правильную» позицию армию, то он считался гением и все его действия вызывали восторг. Но если вдруг отступал от правил кто-то, неугодный товарищам, наивно считающим себя хозяевами этого мира, то он мгновенно попадал в разряд изгоев с обязательным общественным порицанием. В общем, все как всегда, во все времена и в любом из миров.

Думаю, не нужно объяснять и то, что я в разряд гениев не попадал, и то, что мне было абсолютно на это наплевать. Мне нужно выиграть эту войну, и я буду стремиться к этому любыми возможными способами. Кто бы что ни говорил.

Ночной бой складывался настолько удачно для нас, что некоторые горячие головы уже начинали азартно бить копытом в ожидании приказа об общем наступлении, но я адекватно оценивал как возможности своих войск, так и силу противника. Потому к утру все участники ночной баталии были отведены на позиции у Малоозерска.

Честно говоря, я немного опасался утренней атаки разъяренного тяжелой ночью Яноша: завидев в доступной близости нашу армию, он вполне мог не сдержаться и атаковать немедленно, когда у меня половина бойцов будут уставшими, не успевшими восстановиться. Однако урон, нанесенный нами противнику, был настолько велик, что оправиться он сумел только к середине дня, а на выходящее с восточной стороны к городу поле явился только часам к трем пополудни. Это меня уже вполне устраивало.

В первой половине дня разъезды легкой кавалерии добыли полтора десятка пленных, из показаний которых стало известно, что помимо внушительных потерь в живой силе армия коалиции оказалась на грани голода из-за уничтоженного ночью провианта. Плюс запасов ружейного пороха осталось на один хороший бой, а артиллерийского – едва на десяток выстрелов каждому оставшемуся в строю орудию. Не хватало питьевой воды и гужевого транспорта, а войсковые лекари сбивались с ног, стараясь помочь всем раненым.