Слова генерала оказались правдой — собаки многим помогли остаться в живых. И до самого отъезда я вспоминала то одно, то другое, и тут же доносила до учеников, которые оставались один на один с неизвестностью.

— Мастер, не волнуйтесь так! — успокаивал Сунунг, принявший командование отрядом, — Вы хорошо обучили нас. А если есть что-то, что мы должны знать — напишите.

— Хорошо, — я в сотый раз оглядывала вольеры, — но и ты пообещай: если столкнешься с чем-то непонятным, спроси совета. Генерал чуть не каждый день гонцов в столицу шлет, надеюсь, не откажет и твое письмо передать.

В круговерти забот день отъезда подошел незаметно. Просто утром Линен подала дорожную одежду и сложила в узел немногие оставшиеся вещи.

Повозка ждала у крыльца. Генерал лично явился проводить. То ли на самом деле захотел уважить, то ли решил подольсться к любимице Императора…

Ничего не значащие прощальные фразы скрывали радость от отъезда очередной докуки. И то сказать, словно у генерала других дел не было, как меня охранять. Теперь же он с полным правом передал эту обязанность Хансо-рану и, едва небольшой караван выехал за ворота крепости, вернулся к себе.

Рессор в этом мире не знали, и уже через пару километров я всерьез начала подумывать о внедрении некоторых усовершенствований в конструкцию повозки. А потом пересела в седло. Хансо-ран тут же оказался рядом.

Сердце пропустило два удара. Потом я осмелилась взглянуть на спутника.

Хансо-ран любовался окрестными видами. Вглядывался в горизонт, следил за енмино. То есть, смотрел куда угодно, только не на меня. Но иногда его лицо озаряла полуулыбка. Странная, незнакомая. Но очень милая. Хотелось приподняться на стременах, протянуть руку и коснуться этих чуть пухлых губ, ощутить их податливость кончиками пальцев, а потом…

Непристойные мысли роились клубком надоедливых ос. Думаю, узнай о них Хансо-ран, его мнение обо мне упало ниже самого глубокого дна. Дома я считалась довольно целомудренной девушкой, но здесь, в Ранко, процветали воистину пуританские нравы! Даже невинный поцелуй на людях считался развратом, а уж если двое не связаны узами брака…

Не знаю, о чем думал Хансо-ран, но нападение мы прозевали. Оба.

Засаду устроили в густом подлеске. Дорога в этом месте изгибалась и становилась совсем узкой, так что проехать могла только одна телега. Воины приотстали, пропуская её вперед. Это их и спасло.

Нападающие приняли меня за сопровождающего — мужская одежда и широкополая шляпа, защищающая лицо от солнца ввели их в заблуждение. Возница упал на землю, хрипя перерезанным горлом, а один из нападавших уже разворачивал флегматичного вола в кусты. Второй сорвал занавеску и лесное эхо подхватило гневный крик.

Все длилось несколько мгновений, но их хватило, чтобы прийти в себя. Енмино перегруппировались, отражая атаку, а Хансо-ран ударил мою лошадь по крупу, заставляя перейти в галоп. Сам же остался встречать погоню.

От неожиданности я вцепилась в гриву, но уже через два прыжка пришла в себя и рванула повод. Конь поднялся на дыбы, разворачиваясь на задних ногах. Опасный трюк, но мне было уже все равно. Страх перед нападением остался в разоренной деревне.

То, что я увидела в этот раз, заставило оцепенеть.

Ёнмино медленно наступали, оттесняя нападавших к ёнминару. А Хансо-ран крутился на месте. Его меч то взлетал, то опускался с такой скоростью, что клинок стал почти невидим.

Вокруг словно магический круг образовался. И тот, кто осмеливался нарушить границы, падал, потеряв голову, или рассеченный от плеча до паха.

Сердце почти перестало биться, и каждый его удар набатом отзывался в висках. Один… Два… Три… человек не мог двигаться столь быстро! А еще… я никогда не видела у Хансо-рана такого выражения лица.

Страшная гримаса застыла бледной маской. Глаза сверкали, зрачок отливал алым. Казалось, за плотно сжатыми губами скрываются не зубы — клыки. Еще миг, и они прорвут кожу, вонзятся в плоть, разя врага не хуже клинка.

Два желанья боролись в груди: пришпорить коня и мчаться прочь, забыв обо всем… Или подбежать, прижаться, стереть ладонями эту жуткую маску, как стирают грим после представления…

Выбирать не пришлось. Все закончилось еще быстрее, чем началось. Сердце снова забилось в обычном ритме, а ёнмино оттаскивали с дороги тела. В руки каждому клали монетку, чертили на груди обережный знак, чтобы не мучилась душа, и не преследовал злобный дух тех, кто перечеркнул линию жизни.

— Стелла?

Я вздрогнула и заморгала, словно только проснулась. Прямо передо мной, держа коня за повод, стоял Хансо-ран. Обычный. Знакомый. Любимый до боли.

— Ч…что это было?

Он не ответил. Вскочил на коня и снова возглавил караван.

Зато Куён пищала от восторга:

— Госпожа, вы это видели? Видели?

— Видела. Но ничего не поняла!

— Как это? — девочка явно разочаровалась, — Вы что, не знаете, кто такие ёнмираны?

Кто? Солдаты. Элита. Но все оказалось немного иначе.

В первую очередь они являлись боевыми шаманами. Именно поэтому тренировки начинались с раннего детства — неподготовленного человека вселившийся дух-демон или убьет, или сведет с ума, пожрав сознание.

Танцы. Умение слагать тянгу — особые стихи. Медицина, замешанная не только на знании человеческого тела, но и на магии. А еще, в обязательном порядке, хорошая физическая подготовка. Что толку в духе, если не выдержит оболочка?

Понятно стало и стремление ёнмиранов навешать на себя как можно больше побрякушек. Основная часть украшений являлась амулетами. А еще демоны, по словам Куён, любили красивых людей. Поэтому охотнее откликались на зов тех, кто лицом походил на женщину.

— Так вот почему они все такие! — я непроизвольно расплылась в улыбке.

Хансо-ран словно услышал тихую беседу. Обернулся, и по моей спине словно мурашки пробежали.

К счастью, обмен взглядами длился недолго, и дыхание восстановилось быстро.

Помогло этому и понимание, что все разговоры о духах — чистая правда! Не поверить собственным глазам оказалось невозможно: там, на изгибе узкой дороги с врагом сражался не человек!

Принять подобное оказалось непросто. Духи-хранители, о которых мне все уши прожужжали, оборотни… С этим я могла смириться, но вот то, что мой любимый делит тело с демоном…

Хансо-ран почувствовал мое настроение. Но навязываться не стал. Просто ехал поодаль, стараясь не пересекаться взглядами. К концу пути напряжение только выросло. Невозможность спокойно поговорить убивала, но сил преодолеть предубеждения я не нашла.

Так и въехали в ворота столицы: он — впереди, я в середине каравана.

Усадьба встретила тишиной и порядком. Во дворе ждали несколько человек. Старший с поклоном выступил вперед: