Все это показалось Лие таким ребяческим озорством, что она почувствовала себя чопорной старой девой из-за того, что заставила себя упрашивать. Может быть, ей действительно нужно развеяться, отрешиться хоть ненадолго от тяжкого груза своих мыслей.

Она поймала на себе его умоляющий взгляд.

Почему бы и нет, в конце концов? Разве нельзя позволить себе раз в жизни вернуться в юность? Или это самообман? Вправе ли она думать о развлечениях?

Будь что будет, решила Лия. Всего один раз.

Поднявшись к себе в номер, Дэлтон усомнился в правильности своего решения. Возможно, было бы разумнее дать ей спокойно допить минеральную воду и пораньше лечь спать.

«Что же ты делаешь, прохвост, – твердил он себе. – Чем это может кончиться?»

Положа руку на сердце, Дэлтон прекрасно понимал, чем это может кончиться. Больше всего на свете ему хотелось немедленно лечь с ней в постель – пусть это подло, пусть дорого ему обойдется. Он не мог забыть, как трепетали ее губы, как напряглась ее грудь под его рукой.

Дэлтон сгорал от желания. Он знал, что облегчение принесет ему только сон.

Его раздирали противоречия. Он уже готов был набрать номер Лии и сказать, что передумал – решил сегодня вечером поработать.

Нервно шагая взад-вперед по ковру, он проклинал собственную нерешительность. Зачем бороться со своей страстью, когда можно использовать ее с выгодой для себя? Если найти подход к Лие, легче будет подобраться к ребенку.

В любом случае его свободе ничто не угрожало. Мужское сердце не так-то просто поймать в сети. Следовало только продумать дальнейшие действия – нельзя же сблизиться с ней, а потом ни с того ни с сего исчезнуть с ее горизонта.

Но, черт побери, ведь он всю жизнь играет в азартные игры!

– Ох, еле держусь на ногах.

– Неужели? – смеялся Дэлтон, набивая рот сахарной ватой. – Что может быть лучше таких приключений?

Лия смотрела из окна дорогого гостиничного номера на панораму ночного города, расцвеченную слепящими огнями.

Когда они вернулись из Луна-парка, Лия попросила Дэлтона дать ей накладные, чтобы просмотреть их утром за завтраком. Она вовсе не планировала подниматься к нему в номер, но, поскольку это была ее просьба, отступать было неловко.

Поймав на себе взгляд Дэлтона, Лия сложила руки на груди, словно отгораживаясь. Только сейчас она поняла, что совершила неразумный шаг.

– Надеюсь, ты не жалеешь о потраченном времени, – негромко произнес Дэлтон.

Лия не заметила, как он приблизился к ней сзади, и вздрогнула от неожиданности.

– Извини, я не хотел тебя напугать.

– Я не испугалась, – так же тихо сказала она.

– И все-таки ты трусишка: так и не отважилась прокатиться на чертовом колесе.

Лия не ожидала услышать в его голосе шутливые нотки. Резко отвернувшись, она склонила голову набок:

– А ты – настоящий тиран, Дэлтон Монтгомери.

Он рассмеялся.

На Лию лавиной обрушились чувства. Ей захотелось дурачиться, кокетничать, быть молодой и беззаботной. Эти желания пугали и дразнили ее.

Смех Дэлтона неожиданно умолк. В воздухе повисла какая-то тяжесть, которая билась и пульсировала, увлекая Лию помимо ее воли.

– Лия!

Она слышала его дыхание.

Дэлтон смотрел на ее губы. Лия знала: он хочет ее поцеловать, – знала, потому что сама хотела этого.

Но совесть обожгла ее как пламя. Надо было уходить, не медля ни минуты. Почему-то Лия не могла пошевелиться. Нахлынувшие чувства сковали ее по рукам и ногам.

– Лия, – снова позвал Дэлтон.

Она понимала, что ему трудно дышать. Их глаза встретились.

В окно лился лунный свет, в дальнем углу мягко горела настенная лампа. Лицо Дэлтона казалось застывшим в ожидании, в глазах полыхал огонь.

– Ты заслуживаешь большего, Лия. Ты заслуживаешь любви.

– Нет. – Она решительно тряхнула головой. – Я замужем. Ничего нельзя изменить.

– Разве из этого следует, что ты не имеешь права на счастье? Разве ты обречена на одиночество, если связала свою жизнь с тяжелобольным человеком?

– Я его не предам. – Голос Лии дрогнул. – Он хороший, добрый…

– Тебе необходимо нечто большее, чем доброта. Ты должна чувствовать, что рядом с тобой – в тебе – есть мужчина…

Лия отшатнулась:

– Нет!

– Да. – Дэлтон смотрел на нее с мольбой.

Она хотела что-то сказать, но тут зазвонил телефон. Лия перевела дыхание. Дэлтон вполголоса чертыхнулся и, повернувшись к ней спиной, снял трубку:

– Слушаю.

Почему-то он долго молчал, а потом приглушенно произнес:

– Я передам.

Лия, сама не зная почему, заподозрила неладное. Возможно, ей показалось, что он говорит упавшим голосом. У нее бешено застучало сердце.

– Дэлтон, – сдавленно окликнула она.

Он обернулся с выражением муки на лице:

– Звонили… насчет твоего мужа.

Лия прижала руки к груди. У нее закружилась голова.

– Он… он умер?

– Прости, но это так.

Она шевелила губами, не произнося ни звука, и вдруг медленно осела на ковер.

– Лия! – донесся до нее возглас Дэлтона; больше она ничего не слышала.

Через шесть месяцев

Лия не могла поверить, что после смерти Руфуса прошло всего шесть месяцев. Они тянулись словно годы. Ее жизнь изменилась и в то же время осталась прежней.

День благодарения, Рождество, день рождения Коти, которому исполнилось шесть лет, – все эти события будто обошли ее стороной. Она делала все, что от нее требовалось: рано вставала, готовила сыну завтрак, отвозила его, как он с гордостью говорил, «в настоящую школу» и ехала на работу.

Коти наконец-то стал первоклассником. Он перенес смерть отца менее болезненно, чем опасалась Лия. Но его оберегали от тяжелых потрясений. Когда исход болезни был предрешен, Руфус настоял, чтобы его положили в больницу, поэтому Коти не видел предсмертных мучений отца.

Сердце Лии отогревалось только рядом с сыном. Она улыбалась, читала ему книжки, расспрашивала о школе, окружала его любовью. Иногда ее охватывал безумный страх потерять единственного ребенка.

Она казнила себя за поездку в Лас-Вегас. Ей следовало оставаться рядом с Руфусом, держать его за руку, скрашивать его последние минуты своим участием.