– Ну, а с отцом-то что дальше было? Почему тебя опять понесло? – спросила Гутя.

– Потом вся эта карусель закрутилась заново, – устало вздохнул Комаров. – Я уже женат был, с матерью в однушке жили, там и Петька родился, а вырваться никак не получалось. Ни квартиры не предвиделось, ни работы стоящей.

– И ты опять пошел к папе? – усмехнулась Варька. – На работу просил тебя устроить?

– Зачем? Я отца только попросил, чтобы он нам квартиру дал, потому что в одной-то комнате, с матерью, с женой, с ребенком… да, потребовал, и все! Пусть дает! А работу… Я устроился к Трофимовой шофером, богатая была тетка, но скупая, зараза. Одно хорошо, я свою машину не бил, на ее «джипе» работал. Ну, ясное дело, и бензин был дармовой, я еще и себе сливал, и так, по большим надобностям на ее машинке рассекал. Поэтому и держался. А денег там немного было. И вот однажды привез свою я тетку в больницу. Клиника здесь какая-то есть недалеко от ее дома, там только навороченные тусуются. Короче, я сижу, жду, и вдруг вижу – выходит Аллочка! Жена моего батюшки!

– Живая, что ли?! – не поверил Фома.

– Так я же говорю – отец мой, фантазер, придумал ей похороны устроить, я и поверил! А она живет себе преспокойненько! Ну, блин, мне так плохо стало… Ну и лох! Натуральный. Стал я за этой Аллочкой следить. И что вы думаете? На следующей же неделе я и папеньку засек, он свою любимую с расстояния оберегал. Скотина! А эта супружница его что-то опять в Медицинский Центр зачастила. Ну, я спросил у Трофимовой – а может такое быть, чтобы человек с донорской почкой опять хандрить начал? Она мне популярно объяснила, что человек вообще все может. А с донорской почкой – тем более. Типа, человек может даже просто дизентерию подхватить, и кто знает, как почка отреагирует? Видно, эта торбочка что-то подхватила, потому что буквально торчала в этом Центре.

– Да у меня отравление было! Я дыней отравилась, а думала, что аллергия у меня!

– Ты вообще молчи! – рыкнул на Аллочку Комаров и продолжал: – И тут опять случилось такое… тут уж я сам виноват. Короче, повез я маму по магазинам, и какой-то коз-зел в меня врезался, со всего маху! И вся эта байда аккуратненько так возле клиники приключилась. Авария – жуть! Я сам – никакой, а мама… тот водятел как раз в ее сторону въехал. Помню, какие-то люди сразу набежали, машины встали… меня куда-то тянут… А я первым делом за сотик – и отцу. Дескать, приезжай туда-то, мы в такой аварии, если не приедешь, мать погибнет, не выручим! Знаю же, что у него там всякие подвязки, доктора хорошие… Минут через десять прилетает… не отец, нет: Николайский! Этот похоронщик, блин! А тут уже «Скорая» приехала, врачи мечутся. Я думаю – ну точно, сейчас этот требухатор мою мать с собой утянет. И, главное, врачам-то говорю – вы, мол, проследите. А сам в клинику, чтоб ее – туда, там же две минуты ходу. Я уверен был, что мать туда определят. Хотя бы, чтоб первую помощь оказать. Пока там нашел врачей, короче, когда мы с врачами принеслись, «Скорая» уже уехала, а мать увез Николайский. Бл-ллллин! Я ж всем наказал! Но не мог ее сторожить, видел – погибает, а ее спасать надо было! А этот… ворон, блин! Утащи-и-и-ил!

Игорь быстро сунул Комарову стакан водки, тот махом опрокинул его, с силой вытер губы и с жуткой ненавистью уставился на Аллочку.

– Все из-за суки этой! Отец знал, что мать для нее – идеальный донор, а у нее опять, видно, проблемы начались, а тут – такая пруха! Конечно, вечером мне позвонили, принесли соболезнования, сказали, что дико извиняются, но спасти мою мать не сумели, скончалась… ха! Да я уже тогда, когда из клиники с врачами прибежал, знал, что она скончается! Сразу после звонка собрался и поехал к Николайскому. Вызвал его в лес, у него домина прямо в лесу стоит, я и на улицу его позвал, тот начал глаза прятать, скотина, понимал, что виноват по самую маковку, что-то лепетал про несовместимость травм с жизнью. Я его не слушал, пистолет вытащил и шарахнул. Только он в последний миг на меня взглянул так, словно и не испугался даже, наоборот, как будто он этого и ждал. А мне надо было, чтобы он выл! Чтоб землю грыз! Чтоб…

– А где ты пистолет взял? – перебил его Игорь.

– Да он у меня давно был, по случаю взял, так, иногда в лесу по банкам стрелял, вот и пригодился. Я его Николайскому и подложил, прямо в руку сунул, только свои отпечатки стер.

– И что, никто не знал, что это не его пистолет? – не поверил Фома.

– А кому это было надо? – фыркнул Роман. – Девица его только в ладоши захлопала, когда папик коньки откинул, а дружок, мой отец, тот все понял. Оттого и примолк. Правда, мне он все высказал. Это случилось после похорон Николайского.

– А ты и на похороны потащился? – удивилась Варька.

– Ну да, правда, боялся: кого-то может насторожить, что приплелся неизвестно кто, вот я и нарядился в Неверова. Моя Трофимова к нему постоянно на приемы бегает, души в нем не чает, я, естественно, знал, как он выглядит. И потом, очень удобно: кто-то спросит, и можно сказать: «Доктор Неверов, пришел проводить коллегу в последний путь». Кстати, я так и сделал. Увидел девицу, она чаще других на гроб кидалась, думал – вдова молодая, незаконная, переживает, что ей не все имущество Николайский успел отписать. Подождал, пока она отойдет подальше, подошел, представился Неверовым, а это оказалась медсестра Николайского. Она, главное, мне так обрадовалась, к плечику примкнула, всхлипывает да вспоминает. Говорит: «Николай Николаевич столько добра людям сделал! Даже сейчас, возле гроба, его пациенты стоят. Вон те две так и вовсе из вашей клиники, у них операции по пересадке должны были состояться». А я смотрю – богатые такие, стервы! Видно, денег не меряно! Спрашиваю, а что им пересаживать-то надо? А она мне, дескать, им самим ничего. А вот их знакомым…

У меня даже перевернулось все внутри! Сволочи! Мало того, что они губят людей из-за себя, любимых, так они еще всю свою стаю решили запасными почками снабдить! И начихать им на то, что ради их денег людей просто вычеркивают из жизни! Вот тогда-то отец меня и встретил. Подошел, отвел в сторонку, видно, что-то хотел по поводу матери сказать, утешить меня, может, но посмотрел на меня и все понял. Только сказал: «Ты не мог! Не имел права!». И я ему четко сказал, что отныне буду убивать всех пациентов этого треклятого кабинета, пока там не начнутся повальные проверки. И пока эту нору не закроют. А в это время его любимая Аллочка будет подыхать! Потому что я ни одного донора к ней не подпущу.

– И ты стал убивать невинных женщин? – спросил Игорь.

– Да. Только это они невинных убивали, а я только спасал тех, кого могли зарезать на хирургическом столе.

– Дурак! Да на этом столе знаешь сколько жизней спасают! – Фома вскочил и в бешенстве забегал по залу. – Твоя мать… она умерла без всякой пересадки, я помню этот случай! И это не Николайский ее убил. А ты! Почему ты не сказал, что у тебя скорость была под сто восемьдесят и ты попросту вылетел на встречку на повороте? Мститель хренов! А пересадка… да ты сходи в больницу! Посмотри в глаза детям! Чем тебе будет плохо, если почка твоей уже погибшей матери окажется в этой крохе? Это же частица твоей матери! Матери нет, а что-то живое – есть! Женщин он убивал! Да они и не нуждались в почках. Они же… это были те редкие добрые люди, которые просто так приходили и оплачивали чьи-то посторонние дорогостоящие операции, понимаешь ты, идиот?