прихорашивается как заправская красавица, только к семи раскачается. На закате они начнут выходить на улицы и занимать паперти церквей. А пока послеобеденная толпа, в которой мы оказались, состояла в основном из тех, кто встречал детей после школы.

Что приятно: и папы, и бабушки, и дедушки встречаются. Нянечек мало. И очень интересные женские лица, в них живая красота – та, которая живет во взмахе ресниц, морщинках у глаз, мгновенной светлой полуулыбке. А еще на этих лицах отпечаток многовековой усталости, поэзию которой так точно схватили живописцы испанской школы, а еще – обаяние выдержки и умение противостоять судьбе. Гордо глядя перед собой, высоко подняв голову, они ведут ребенка за руку или провозят мимо детей в многоместных колясках. Улицы заполонены людьми, кое-где даже сложно всем вместе уместиться на тротуарах, и мы выписываем сложные пируэты, лавируя между плотным транспортным и пешеходным потоком, иногда используя в качестве укрытия припаркованные мопеды. Наконец мы набрели на поворот и юркнули туда, где вместо неба над головой развевались итальянские флажки в каком-то ошеломляющем количестве, а вокруг сушилось белье.

* * *

Крошечный переулочек в три дома от улицы к скверу, где дети играют в футбол, а старики вперемешку с юнцами бьются в карты, вот ровно на том углу ровно по пояс было видно женскую фигурку в «окне». Она была обтянута платьем цвета спелой вишни, очень тугим, а быть может, просто давно маловатым. Ей было около шестнадцати. И дома у нее совершенно точно никого не было. Она выпускала дым через две узкие ноздри изящного носика и, бросив на нас быстрый наглый взгляд, тотчас потеряла всякий интерес к проходящим. Она снова устремила глаза в сторону «игрового столика», потом, тряхнув гривой, развернулась и уставилась на перекресток. Она явно кого-то или чего-то ждала. Ей действительно просто необходимо было чудо. Немедленно. Чтобы выбраться из этой мрачной зеленоватой комнатушки, что за время своего существования вросла в холм, опустилась на несколько метров ниже уровня земли. В ее дом, как в склеп, вели ступени, которые начинаются сразу за входными дверьми… И упомянуть тут колорит необходимо ввиду непосредственно сочетания оттенка бирюзовой плесени, которая изукрасила пыльные стены, и этого красного, дешевого, купленного для торжественного случая платья, постиранного теперь столько раз, что оно приобрело очень живую, глубокую окраску – первооснову. Здесь все было проникнуто нескончаемой, нестерпимой нищетой, пропитано тяжелой жизнью, жизнью без продыха…

Прикосновения времени, удары судьбы, следы бедствий словно мазки последовательно ложились на эту картину. И сколько хватало фантазии, перед глазами вставала безмолвная толпа теней – хозяев этого домика на перекрестке. Вполне вероятно, застройка относится к началу прошлого тысячелетия. А позади давно ушедшего в землю здания теперь пристроились дома уже шестнадцатого века, но вот это был уцелевший кусочек подлинного. И верно, первая семья, которая обосновалась здесь – на обрыве перед неаполитанским заливом, очень радовалась тогда своему положению. И возможно, что в самом начале это был зажиточный дом. И возможно, у его владельцев были и поля, и виноградники на склоне. И быть может, собирались земли прирезать от церкви по соседству. По-крестьянски так. А быть может, это был домик викария, что прятался в церковных садах на взморье? А быть может, здесь когда-то здесь жила большая и действительно счастливая семья? Теперь в этом доме не было даже стола… Была раскидана пара разрозненных кресел и наверх – на второй этаж, в спальню, вела укрепленная лесенка.

Девчонка вновь любопытно блеснула на нас глазами, мне так захотелось сфотографировать ее на фоне дома! Но было видно, что она таких знает, что она не согласна позировать, и что неприятностей мне не миновать. Она снова пренебрежительно выдохнула дым тонкой сигаретки, на этот раз целясь в меня. Я все-таки рискнула, но уже отойдя на десяток шагов (на всякий случай). «Вишенка» догадалась, что сейчас произойдет, и моментально отвернулась. Фотография получилась, но не такая, как мне хотелось. Жаль! Зато задержка позволила мне остановиться. Между нами промчался лихой мальчишка на мопеде. Тут не надевают шлемов – тут верят в судьбу. Здесь действительно очень странная религия, вроде бы католическая, но она другого свойства… На лице «мопедиста», была написана отчаянная решимость. Он мрачно и сосредоточенно смотрел вперед и неожиданно, поравнявшись с девой попытался на скорости 40 км/ч (по разбитому кривому переулку), удерживая своего железного коня одной рукой, другой вырвать у нее сигарету. Надо сказать, что «Вишенка» была девушка с выдержкой. Даже не шевельнулась. Напротив, стояла, как будто ничего не случилось, только выдохнула дым, а как шум мотора затих, произнесла несколько слов, и даже не очень громко. Они предназначались для ушей той компании, что играла в карты. Компания тотчас ответила громким и непристойным хохотом. Верно эта девица была знатный комментатор!

Раздались выкрики. Родители с малолетними голопопыми детьми, которые стояли на балконе, что почти уже сравнялся с уровнем земли городской площади на холме, спешно увели младенцев, мальчишки-футболисты потеряли мяч. Она сказала еще несколько слов, и мужскую компанию просто поразило веселье. Игра была оставлена, все бросились в бурное обсуждение. Отец «балконного семейства», запрятав жену и детей, спустился к играющим и теперь присоединился к хору. Едущий потихоньку на своем драндулете пожилой мужчина посмотрел на деву осуждающе, остановился, дал хороший пас по мячу, который чуть не угодил ему под колеса. И… забил гол растерянным мальчишкам. Кумушки, которые, как оказалось, тоже присутствовали на площади, да прятались по скамеечкам за углом, в глубине – зашумели. Где-то начали распахивать ставни. Хор становился нестройным. Мы отправились дальше, вниз по холму, но еще долго слышали отзвуки той симфонии, что охватила целый квартал. Это исступление жизни и умудряется запечатлевать Альмодовар в своих фильмах. Что, впрочем, и немудрено – большую часть своей жизни Неаполь все-таки был испанским…

* * *

На очередном углу, возле церкви, несмотря на то, что все жители города продолжали рекомендовать двигаться в совершенно противоположные стороны, мы все-таки обнаружили погнутую табличку. На ней было написано «Катакомбы». Правда и тут стрелочки показывали в разные стороны! «Да прямо тут катакомбы», – как-то неохотно призналась бабушка на скамеечке. Мы страшно обрадовались и поспешили внутрь, однако раздраженная женщина, в окружении четырех дочерей перегородила нам путь. Остановившись прямо перед нами эта могучая мать заголосила на ребенка лет десяти, видимо, продолжая давно начатый спор. Мы невольно оказались по сторонам ринга. Девочка, которой адресована была тирада, не растерялась и даже не опустила глаз. Ответ ее был краткий и дерзкий. Так же быстро и неожиданно родительница развернулась и со всего