– Вы можете показать юношу, который продал вам конфеты? – оживился «мячик».

– С ума сошли? – надулась Света. – Вон их сколько на велосипедах рулит. Педали крутят, сзади будка торчит, и все друг на друга похожи. Я ему в лицо не глядела! А ты сама что, знакомишься с лавочниками? Они все натуральные обезьяны.

Мне оставалось лишь радоваться, что вдова не владеет иностранными языками и не огласила сейчас на французском пассаж про «натуральных обезьян». Вообще-то, переводчик обязан максимально точно переводить чужую речь. Я обычно посмеиваюсь, когда смотрю детективы иностранного производства. Перед отлетом на Пхасо мне удалось купить очередной сериал «Наварро»[10], и я наслаждалась сюжетом, полным загадок. События нагнетались, и наконец произошла развязка. Комиссар погнался за преступниками, но тем удалось уйти, машина бандитов успела въехать на паром и пересечь государственную границу. Бедному Наварро оставалось лишь потрясать кулаками и материться. Уж поверьте мне, полицейский разразился виртуозной бранью. Он повернулся к членам своей бригады и выдал минутную речь, в которой самым цензурным словом было «merde», то есть «дерьмо». Но русский зритель услышал адаптированную версию «выступления». Красный от злобы Наварро швырнул на землю пиджак, пару раз пнул его и начал орать. Голос за кадром молчал. Спустя секунд сорок, в течение которых француз вспомнил всех родственников преступника и дотошно объяснил, что, с кем и в какой форме он сделает, переводчик отмер и произнес: «Похоже, ребята, они, к сожалению, скрылись».

Я сейчас поступила так же, как тот переводчик, заявила «каланче» и «мячику»:

– Увы, Светлана не запомнила продавца. Надеюсь, инцидент исчерпан? Изымайте фальшивую купюру, и мы расстанемся.

– Огромное спасибо, – сказала Маркова, когда представители закона ушли, – наверное, надо выучить несколько фраз на английском. За границей я чувствую себя дурой.

– Хочешь мороженого? – предложила я. – С удовольствием тебя угощу. Вон там симпатичное маленькое кафе.

– Замечательная идея, – кивнула Света.

Мы устроились в крохотном заведении, получили вазочки с разноцветными шариками и принялись орудовать ложечками.

– Московский пломбир самый вкусный, – констатировала Света, – здешний похож на замороженную воду.

– Столичное мороженое испортилось, – вздохнула я, – вот раньше продавали «Ленинградское» и «Лакомку».

– Сейчас они тоже есть, – возразила Света.

– Но вкус не тот, – не согласилась я, – какой-то он не мороженский. Нынче везде суют карамель, варенье, арахис. Простой пломбир исчез.

– Это невыгодно, чем меньше наполнителей, тем дешевле продукт, – деловито сообщила Светлана, – раньше на рубль можно было столько мороженого съесть! До ангины!

Я тут же использовала шанс вернуть разговор к нужной теме:

– Кстати! Сколько ты заплатила за рахат-лукум?

Света облизала ложечку.

– Не помню.

Я разрушила очередной шарик.

– Много?

– Ерунду, – засмеялась Света.

– Однако странно, – протянула я.

Светлана неправильно истолковала мои слова:

– Невкусно? Они сдуру сюда кокосовой стружки насыпали.

– Я о деньгах, – уточнила я.

– Что удивительного? Хотя это очень неприятно. Я потеряла солидную сумму. Баксы часто подделывают. Вот, блин, скотина рыжая!

Последнюю фразу вдова произнесла с такой неприкрытой злобой, что у меня заломило в висках.

– Урод конопатый, – выпалила Света, внезапно осеклась и более спокойно добавила: – Не люблю выглядеть лохушкой.

– Ты получила стольник на сдачу? – вкрадчиво поинтересовалась я.

– Я уже говорила, – огрызнулась вдова.

Она вновь спохватилась и постаралась загладить свою грубость:

– Извини, мне жалко денег и неприятно быть объектом обмана.

– Торговец дал тебе одну купюру? – не умолкала я.

– Да, – подтвердила вдова, – не особо новую. Фальшивка не первый день была в обращении, но попалась с ней я. Мне фатально не повезло.

– Как же ты расплачивалась? – погасив улыбку, спросила я.

Светлана отодвинула вазочку.

– В смысле?

– Какую сумму дала лоточнику?

Света сдвинула брови:

– Сотняшку.

Я вытащила из пластиковой вазочки салфетку.

– Лучше иметь при себе мелочь.

– Сама так подумала, – кивнула вдова, – но я порылась в кошельке, а там одни «Бенджамины Франклины», пришлось отдать крупную бумажку.

Я изобразила из себя дурочку:

– Вообще-то непонятно.

– Господи, что еще? – раздраженно спросила Света.

Я вытерла липкие пальцы салфеткой.

– Многое. Например, если ты расплатилась сотняшкой, то как получила такую же купюру от уличного кондитера?

Маркова раскашлялась.

– Ну… элементарно. Взяла кулек с рахат-лукумом… проще некуда.

– Вручила продавцу сотню и получила на сдачу ту же сумму? – ухмыльнулась я. – Это странно, не находишь?

Глаза Светланы забегали, как вспугнутые тараканы.

– Я перепутала! У меня были другие деньги.

Я решила не выпускать добычу из когтей.

– Какие? Купюра в двести вашингтонских тугриков?

– Точно! – ляпнула Света.

Тут я не выдержала и засмеялась.

– Дорогая, ее не существует. Но даже если предположить на секунду, что ты обладала уникальной, единственной в мире бумажкой, то лоточнику следовало при виде нее удивиться. Думаю, он не захотел бы принять странную ассигнацию. Хватит фантазировать, вернемся к реальности. Где ты раздобыла фальшивку? Если у тебя есть в запасе еще поддельные купюры, лучше сожги их по-тихому, иначе неприятностей не оберешься.

– Я ее получила на сдачу, – пролепетала Светлана и начала чесать ухо.

– Где твои красивые серьги? – удивилась я.

Маркова отреагировала на мои слова весьма странно:

– Я ювелирку не ношу!

Большей глупости сказать было нельзя. Вопрос о подвесках я задала случайно. Несколько дней я видела в мочках Светланы ажурные золотые шарики, к которым на цепочках прикреплялись цилиндры, усыпанные алмазной крошкой. Маркова меняла платья, обувь, макияж, она то распускала свои красивые волосы, то собирала их в хвост, но серьги оставались неизменными. Если человек с пеной у рта отрицает очевидное, это подозрительно. Как говорилось в культовом телефильме: «Маленькая ложь рождает большие подозрения».