Мысль о деньгах Райана в кармане Фергала – тяжело заработанных деньгах, которые он привез в Бирмингем, чтобы помочь ей сбежать из этого дома – ранила ее больше, чем если бы у них оказалась ее любимая детская игрушка. Невзирая на все, что она читала в новостях или изучала в модуле криминологии на курсе психологии в старшей школе, или даже видела по телевизору, Стефани осознала, что никогда до конца не понимала, насколько в действительности примитивны и жестоки люди вроде Макгвайров. Никакой опыт не подготовил ее к столкновению с ними и даже с ее мачехой.

– Так кому еще твой парень сказал о своем маленьком визите?

– Я не знаю.

Фергал повернул крышечку пузырька на один оборот.

– Подумай сильнее.

– Он… он не мой парень. Больше не мой. Он теперь живет с другой.

– У меня прям сердце разрывается.

– Он ничего бы ей не сказал.

– Почему?

– Потому что его девушка не захотела бы, чтобы он встречался с бывшей. – Она хотела бы солгать, но поняла, что это правда.

– С какой-то шлюхой, которую раньше трахал. Это я могу понять. А твоя мамаша тя видеть не может. С моей то ж самое было. Батя твой коньки отбросил. Это у нас тоже общее. Кто еще знает, что ты здесь?

– Банк. Агентство по трудоустройству, – сказала она, не обдумав это как следует, и немедленно увидела, что они оба поверили в ее ложь с нежеланием, причинявшим обоим огромное неудовольствие.

– Ага, – сказал Драч. – Она раздавала образцы еды и всякое там, но работы у нее давненько не было.

Фергал повернул к нему голову. Он показывал все свои зубы, и Стефани была счастлива, что это лицо обращено не к ней.

– Драч, те кто-нибудь говорил, что ты бесполезное уебище? А? Которое ничего правильно сделать не может? С тех пор, как мы знакомы? Я вот вспоминаю тот день, когда тя запихнули к нам с Беннетом, в Скрабсе, и думаю, что когда я тя послушал, это была худшая ошибка в моей жизни. Ну, и как мы поступим в этой ситуации?

Вопрос был риторическим, потому что Фергал уже принял решение. И был прав, потому что Драч не предложил ответа, он только молча пялился на Стефани. И она знала, что Драч хочет, чтобы Фергал совершил нечто неприятное, поступок, на который у самого Драча не хватит духу и в котором он участвовать не будет. Его не заботило, как это будет сделано, если делать придется не ему.

Она была свидетельницей смертей Маргариты и Райана.

Если этих двоих поймают… она уже слышала плаксивый голос Драча, и видела слезы в его больших, жалостных глазах, когда он выкладывает полиции, как Фергал убивал Маргариту, Райана, ее, а к тому моменту, без сомнения, и Светлану, и всех прочих женщин, погибших от руки Фергала под этой крышей: «Это не я, типа. Я за себя-то боялся. Думал, што я следующий, да? Мамой клянусь».

Она чувствовала, что застряла в каком-то ужасном сне, где ее дразнили видом следующей сцены, прежде чем та происходила. Стефани хотела только прожить достаточно долго, чтобы увидеть, как Фергал прикончит Драча; она знала, что это вполне вероятно. Убийства из выгоды, или в приступе слепой ярости, или сумасшествия, становились постоянными, и казались давно уже привычным делом в доме № 82.

Она сомневалась, что у Фергала были какие-то иллюзии относительно характера своего подельника. А после его замечания о знакомстве с Драчом в, как она полагала, тюремной камере, в месте, которое они называли Скрабсом, она еще и сомневалась, была ли между ними родственная связь. Прикрытие, очередная ложь. Она не знала даже их настоящих имен.

– На этом этапе остается только одно, – сказал Фергал.

Драч поднял брови.

Фергал усмехнулся, глядя на Стефани.

– Черная Мэгги. У Черной Мэгги есть к ней дельце. Беннет прав. Был прав все это время. Так что она отправится вниз. Туда. Все равно они все там оказываются. А Мэгги ее захочет. Беннет говорит, она никогда от компании не отказывается.

Стефани шла по темному дому в сопровождении двух мужчин. Фергал нетерпеливо шагал во главе процессии, Драч замыкал – с меньшим энтузиазмом, прихрамывая. Она слышала, как он шмыгает у нее за спиной, словно хочет высморкать ситуацию прочь из носа и начать все заново. «Ничего ж не случилось, типа». Стефани чувствовала только облегчение, которое, она знала, будет временным, но по крайней мере пузырек с кислотой остался закрытым, и они не повторили свое представление на террасе в саду. Пока, во всяком случае.

Стефани могла лишь предполагать, в каких отношениях был Беннет с Драчом и Фергалом. Но если его заперли где-то в этом доме в качестве наказания, и если ее собирались бросить туда же, чтобы избавиться от помехи, значит место, куда ее вели, было не желаннее виселицы.

Она подозревала, что невидимые обитатели дома впали в настороженное и выжидающее молчание, как толпа удивленных зрителей с отвисшими челюстями, потому что знали все о месте назначения приговоренных. А именно это Фергал только что и сделал: приговорил ее к казни. «Все равно они все там оказываются. Там, внизу». Так что, вероятно, другие женщины, те, кого она слышала по ночам, были заперты в особом месте в глубине дома. И те, кто там умер, каким-то образом продолжали жить.

Намеки и подтексты – вот все, что у нее оставалось, все, что у нее когда-либо было в этом доме. Если с самого начала в ситуации, вызывающей у тебя сомнения, что-то неясно, надо бежать. Ничто не стоило этого риска. Теперь она это знала. Но знание пришло к ней слишком поздно.

В ее голове всплыло воспоминание о длинном силуэте Фергала, склонившемся, словно в поклонении, перед одинокой внутренней дверью первого этажа. Потому что туда ее и вели. Чтобы встретиться с тем, что обитало в запертых комнатах на нижнем этаже дома, чем был так одержим Фергал, и что заставляло его стоять в одиночестве в затхлой темноте, словно он ждал знака или выслушивал инструкции от нее или Беннета с той стороны двери.

«У всех нас есть свои маленькие странности, типа».

Дверь открылась в день, когда убили Маргариту; с того дня пути назад не было ни для кого.

«Черная Мэгги».

Стефани отворачивалась от лестничного окна, чтобы не зацепить взглядом недавно испачканную садовую террасу. Внутренности дома наводили на мысль, что и здание теперь более активно; оно молчало, но гудело от неприятной энергии. Было это ее воображение или смерть молодого человека пробудила дом от спячки? Стефани казалось, что она заблудилась в его снах, но теперь она молилась, чтобы ей никогда не пришлось столкнуться с его полностью проснувшимся сознанием. И гадала, ушел ли кто-нибудь когда-нибудь из этого дома живым.

Стефани остановилась на площадке второго этажа и закрыла глаза, чтобы немного унять чувство страха и головокружения. Она сделала бы что угодно, чтобы вернуться в свою старую комнату, пусть даже с прожженной в полу дырой.

«Ты отсюда никогда не выберешься».