– Такие булки, они назывались калачами, раньше продавали беднякам, которые вывозили нечистоты из дворов. Они своими грязными руками держали их как раз за эту ручку. Булку съедали, а запачканную ручку выбрасывали. Помнишь это выражение: дошел до ручки, то есть обеднел до такой степени, что ест ручку от калача. Чему вас там, в начитанной Одессе, учили?

– В Одессе нас всех учили тщательно мыть руки перед едой, особенно после посещения туалета, уважаемый товарищ журналист.

– А ты, детка, ехидна, но прощаю, попала в точку.

Я взглянула с задором на своего новоиспеченного кавалера москвича и назло ему обломила ручку с другого калача и затолкала себе в рот. Давно не испытывала подобного аппетита. Михаил рассмеялся.

– Угрей будешь? Здесь они замечательные, больше в Москве нигде не попробуешь. Ты их ела когда-нибудь?

– Только однажды, но мне они не понравились.

– Где же, если не секрет?

– На Турунчуке. Речка недалеко от Одессы такая протекает. Раки там классные. И еще лягушек ненавижу. Фу… Как их французы потребляют?

– А этих жаб где пробовала? В Париже, что ли, была?

– Зачем в Париже – в Одессе. Их в нашей области вылавливают, в небольшом городке Вилкове и самолетом прямиком во Францию отправляют.

– Все-то у вас есть, везде-то вы побывали. Вы, одесситы, так своим городом кичитесь. А он такой маленький, провинциальный. Ты прости меня, пожалуйста, еще и с дикой речью.

– Какая уж есть, – психанула я. Так вот почему он просил меня запереть рот на замок, а ключик спрятать, – зато своя, неповторимая, не ваше оканье и аканье. И не такая уж Одесса маленькая – под миллион. И море наше – не ваша вонючая река, залезешь – потом неделю отмываться надо.

– Хорошо, хорошо, чего кипятишься. Давай еще по одной – за встречу. Нет, за встречу уже приняли, теперь за праздник. С праздником! – он налил и мне и себе понемногу виски.

– Разбавь мне водой, пожалуйста.

– Как тебе виски? Ты когда-нибудь его пила?

– Все я пила, все за свою жизнь перепробовала.

– Так уж все?

– Может, ты и больше, но мне и этого хватит.

Ничего не скажешь, вкусно готовят в Домжуре. Соленые грибочки я не очень люблю, но здесь с удовольствием нанизывала их на вилку. Уплетая холодные закуски, я продолжала изучать обстановку. Все одесские рестораны обязательно со сценой, эстрадой, музыкой. Почти за каждым столиком просматриваются любовные свидания. Когда сама находишься в подобном амурном состоянии, окружающие тебя, как правило, вообще не волнуют. А когда обыкновенная деловая встреча или просто заскочили передохнуть, а заодно и перекусить, – тогда да, интересно понаблюдать за развивающимися событиями. Я никогда не упускала такой возможности, пытаясь вычислить для себя: кто вот эта пара – любовники или муж с женой? Старалась подмечать малейшие детали и сама с собой спорить. Занимательное занятие, когда у самой ничего подобного нет и не предвидится…

А здесь, в Домжуре, ничего этого нет, только плотно прижаты один к другому столики, за ними в основном выпивающие мужчины, редко где высвечивается особь женского рода, по возрасту не первой свежести – озабоченные тетки с сигаретами, которые не вынимают их изо рта наравне с мужиками. Смешно смотрятся, вероятно, прибывшие в столицу по случаю праздника провинциальные журналистки. Они тоже почти все покуривают, а у их ног на полу набитые до отказа сумки – побегали по магазинам, затоварились, на месте ведь мало что можно купить нужного, разве что достать из-под прилавка. Поверх диких начесов на головах они понапяливали набитые ватой или каким-то еще дерьмом вязаные мохеровые шапочки, с которыми не расставались даже в ресторане, при этом жутко потея. Все разом о чем-то говорят, спорят, доказывают – и все «как бой в Крыму, все в дыму, и ничего не видно».

– Миша, я выйду покурить, ты не возражаешь?

Он взял мою руку и стал сжимать:

– Разрешаю, но с одним условием, ты знаешь, с каким…

– Понятно. И граница, и рот на замке.

Я аккуратно пробиралась мимо столиков, чтобы никого не задеть, вышла ко входу в ресторан, а затем по коридорным лабиринтам – к туалетам, откуда просто валом валил едкий дым. Когда вернулась, на столе ожидали горячие грибные жульены.

– Нина только что принесла, – сказал мой кавалер, – как раз под следующий тост.

– Какой?

– За твое молчание, видимо, ни с кем не разговаривала, раз так быстро выкурила сигарету.

Опять шутит или уже всерьез? Да наплевать, хотя надоедать начинает. Женщины с соседних столов с тяжелыми сумками куда-то умотали, может, разбежались по вокзалам. Одни мужики гуляют. Много пьют, в основном водку, графинчики официантки не успевают подносить. Странно, в праздник вечером едят первое, в основном солянку, и на горячее – какое-то мясо. Нам Ниночка тоже выставила целое сооружение, венчающееся сковородкой с кусками мяса. А внизу квадратики сухого спирта на специальной горелке, она зажгла ее при нас собственной зажигалкой.

– Миша, что это? Ничего подобного никогда не видела.

– И не увидишь. Это поджарка по-суворовски. Фирменное блюдо Дома, как и солянка, которую мужики за соседним столом рубают, после водочки хорошо идет. Калачи, кстати, тоже. Здесь почти все оригинальное, даже директор – бывший адмирал. Потому и рвется народ. Правда, и в ресторане ВТО неплохо, но там на входе Борода, зверь дядька, мимо него хрен два проскочишь. Летом проще, через открытые окна с улицы прямо сигают. В следующий раз приедешь – сходим туда.

– А ты уверен, что приеду?

– Надеюсь.

Это было на самом деле очень эффектно. Наш столик озарился мерцающим огоньком, шевелящимся от легкого дуновения наших губ в разговоре. И еще он завораживающе к себе притягивал. Стало даже как-то уютнее, интимнее. Огонек освещал лицо Миши снизу, играя причудливыми тенями. Виски, несмотря на то, что я его разбавляла водой, потихоньку творило свое провокационное действие. Как здорово придумано: один мелкий квадратик сухого спирта – и всё и все вокруг исчезают. И мы одни в этом темном зале, на возвышении наш столик, и мы плывем, улыбаемся, хохочем. Мой кавалер аккуратно кладет кусочек прямо в Оленькин рот: пробуй, детка, нравится?

А мне уже все нравится: и необычное название, и само мясо, оно на самом деле такое вкусное и нежное. Неужели сам Суворов это блюдо придумал для своих отважных гренадеров, да после него им любой перевал через Альпы – раз плюнуть… И Измаил не преграда, а Измаил-то в нашей губернии, дорогой москвич, а ты с презрением: Одесса – провинция. Одесса – это история. Учи историю, Михаил.

– Очень вкусно! Но больше не лезет, обожралась.

– А Сонька права, ты как дюймовочка, выгодная пассия, мало кушаешь.

– Сам кушай. Поухаживать за тобой, наполнить бокалы, чтобы выпить их разом? Да здравствует муза, да здравствует разум!