И здесь мы вновь возвращаемся к Харви. В определенные моменты Дональд утверждал, что им руководил са­танинский дух по имени Дункан, с которым он советовался перед некоторыми убийствами. Якобы преступник рас­ставлял свечи, символизирующие возможные жертвы, и дрожание пламени какой-то из них означало указание Дун­кана убить именно этого человека.

Во-первых, как я указывал выше, мой коллега по ФБР Кен Лэннинг наглядно продемонстрировал, что в дей­ствительности сатанинские ритуалы не служат движущей силой убийств. Так что если бы история с Дунканом была правдой, то это был бы из ряда вон выходящий случай в анналах криминалистики. Но, кроме того, с точки зрения криминалистики это была просто какая-то нестыковка. Многие, если не подавляющее большинство, из этих убийств были незапланированными, а некоторые и вовсе спонтанными, так что идея предварительного представ­ления Дункану какого-то набора потенциальных жертв выглядела совершенно нелепой. Интуиция подсказывала мне, что Дункан был такой же фикцией, как «Билли» Кеннета Бьянки или заставлявший Дэвида Берковица убивать тысячелетний демон в личине соседского черного лабрадора.

В ходе тюремной беседы с Берковицем он пытался заставить меня поверить в эту историю с собакой. «Ладно, Дэвид, хорош гнать. Собака была совершенно ни при чем», - сказал я. Ведь на самом деле эта тема и возникла-то сильно после его ареста. Он рассмеялся и кивнул, подтверждая мою правоту.

В своей работе я достаточно часто встречался с желанием переложить вину на выдуманных для этой цели персонажей.

В книге «Если бы я сделал это» О. Джей Симпсон описывает убийство своей бывшей жены Николь и ее прия­теля с позиции человека, совершившего это преступление. Как тот, кто посвятил более сорока лет жизни работе в правоохранительных органах и поведенческому анализу, я считаю, что эта книга, опубликованная спустя годы по­сле оправдания Симпсона по делу об этом убийстве, была очередной демонстрацией его презрения к нравствен­ности, чувства превосходства над окружающими и сохраненной злости на Николь. Другими словами, произведени­ем социопата-нарцисса.

Но, кроме всего прочего, и он вводит в свое повествование выдуманного персонажа. Описывая происходившее вечером 12 июня 1994 года, Симпсон рассказывает, что его друг Чарли - это имя никогда не фигурировало в рассле­довании и впервые упоминается в этой книге - сказал ему: «Ты не поверишь, что дома у Николь творится» - наме­кая на ее общение с мужчинами. Фрейдист назвал бы Чарли олицетворением эмоциональных, импульсивных сто­рон личности самого Симпсона. А мои коллеги-правоохранители и я называем это просто преступным умыслом. Та­кое использование вымышленных персонажей позволяет убийце не только дистанцироваться от совершенного им акта насилия, но еще и деперсонализировать свою жертву и то, что он с ней сделал.

Чарли у Харви не было, зато был Дункан.

- Ну, а Дункан, этот потусторонний тип... - начал я.

- Вы бы поосторожнее насчет Дункана, а то он и до вас доберется, - ответил Харви с лукавой улыбкой.

Мы выяснили, что Дункан появился, когда Дональду было немного за двадцать, и поэтому не может отвечать за самые первые убийства.

- Так что же, Дункан не виноват?

- Ну, Дункан, наверное, был со мной всю мою жизнь.

- Вы действительно так считаете?

Дональд снова заулыбался, явно играя со мной. Ему, совершенно очевидно, понравилась идея поманипулиро- вать бывшим фэбээровцем.

- А разве у вас не было воображаемых друзей? Ну а как же тогда в ковбоев и индейцев играть? Или в полицей­ских? Кстати, вы же были федералом, да?

Он намекал на то, что, повзрослев, мы воплощаем свои детские мечты. Не совсем нелепое предположение, хо­тя в детстве я хотел стать ветеринаром и никак не помышлял о карьере сотрудника ФБР. То есть таким образом Харви старался внедрить мысль о том, что его воображаемый приятель Дункан образовался еще в отрочестве и направлял его «выбор профессии».

Я попросил его вернуться к тому вечеру, когда в сильно нетрезвом виде Дональд сознался в пятнадцати пер­вых убийствах, и спросил, действительно ли ему никто не поверил.

- Никто не поверил. Сказали, что у меня очень живое воображение. Отправили к психиатру, спрашивали, не са­моубийца ли я, не алкоголик ли, может, регулярно марихуану курю. Да нет, первый раз в жизни выпил спиртного и стал болтать перед кем ни попадя. Так что я вполне заслуживал доверия.

На мой взгляд, ирония этой ситуации состояла в следующем. Я всегда очень скептически отношусь к тому, что заключенные рассказывают психиатрам и психологам, поскольку им нужно убедить врачей в своем исцелении, ис­правлении и прозрении. И критически отношусь к тюремным медикам, готовым верить в эти россказни. А тут все было наоборот. Тут был парень, которого действительно стоило посадить, и были полицейские и медики, кото­рым действительно стоило поверить в то, что он говорит правду. Вместо этого они хором решили, что у него «очень живое воображение», и, не поверив его словам, предоставили полную свободу убивать и дальше.

Можно ли сделать из этого какие-то выводы?

Обыкновенным людям трудно осознать, что жестокие преступники действительно мыслят иначе. Обычно о них судят с позиций собственного опыта и жизненных ценностей, а потом пытаются понять, что же «вышло из строя». Иначе говоря, в чем состоит «дефект», исправив который, можно было бы вернуть им «нормальное» мыш­ление? И в самом деле, во многих случаях налицо некий аберрантный элемент, обусловливающий ненормальное поведение или побуждающий к нему. Но к моменту, когда некое лицо воплощает в жизнь свои преступные наклонно­сти, он уже настолько впитался в индивидуальность, что его невозможно изъять и заменить также, как неисправ­ную деталь механизма. Именно поэтому само понятие исправления выглядит проблематичным для случаев на­сильственных преступлений.

Поправить нанесенный ущерб чаще всего уже невозможно.

19. «Я совершенно не изменился»

­

При всем шокирующем характере истории преступлений Дональда Харви, в его деле есть еще один аспект, вы­зывающий огромную озабоченность: он мог скрытно убивать людей в организациях, где, по идее, создается не при­носящая вреда обстановка. Как ему это удавалось и почему настолько долго? Разве система не предусматривает наличия мер защиты и обеспечения безопасности, вплоть до выявления взаимосвязей и закономерностей? Ответ состоит в том, что убийца знал устройство системы, причем даже лучше тех, кто ею управлял.

Харви пояснил, что внимательно изучал окружающих и отмечал их привычки и подходы к работе: кто внима­тельно относится к своим обязанностям, а кто ленится и делает все спустя рукава. Это давало ему возможность спокойно планировать и осуществлять задуманное.

- Такие, как я, внимательно за всем наблюдают. Ладно, вот этим я нравлюсь, а остальное им до лампочки. Ну а вот с этими типами стоит держать ухо востро.

Он знал, какую сторону коридора данного отделения обслуживает старшая медсестра, а какую младшая, и пре­красно понимал, что последняя будет просить его о помощи чаще.