Харви перебил меня:

- Да ладно, его ведь там держали по подозрению в шести изнасилованиях, а у него удар случился. При виде белой женщины у него всегда вставал. А при виде черных - никогда. Что уж там, у него вставал даже при виде док­тора, если тот был белым. Так что я его убил. Плох он был, ну то есть совсем плох.

Достоверных доказательств того, что Уотсон действительно кого-то изнасиловал, не было. Но Харви зацепил­ся за это предположение, поскольку оно было удобным оправданием для преступления.

- Значит, поэтому вы решили, что убить его будет совершенно нормальным делом?

Тут он резко сменил курс и принялся рассказывать, что бесчувственное тело Уотсона сотрясали чудовищные судороги, что у него были хронические пролежни и что сдвинуть его с места можно было только вдвоем. Дональд сравнил его с Карен Энн Квинлан. В 1975 году эта молодая жительница Пенсильвании приняла несколько лекарств вперемешку с алкоголем, потеряла сознание и впала в необратимую кому. Религиозные родственники всячески пы­тались заставить врачей отключить женщину от аппарата искусственного дыхания и вернуть в «естественное со­стояние». Но даже после того, как сделать это предписал суд, Квинлан прожила еще почти десять лет только на ис­кусственном кормлении. Этот случай привлек внимание общественности страны к проблеме «права на смерть». Харви утверждал, что не желал Уотсону подобной участи.

Так что здесь мы имели историю в стиле «два в одном»: Дональд убил его как насильника и/или как безнадеж­ного паралитика. Я рассказываю об этом, чтобы подчеркнуть разительный контраст между разумностью и мето­дичностью, с которыми преступник анализировал окружающую обстановку, и его путаными объяснениями причин совершенных убийств.

Глубоко противоречивое и незрелое отношение Харви к окружающим становилось все более очевидным. Он будто оставался в предподростковом возрасте, когда рвутся отомстить обидчику тотчас, даже если состоят с этим человеком в нормальных или дружеских отношениях.

Я еще раз убедился в этом, задав вопрос о соседке, которую тот пытался отравить или заразить ВИЧ и гепати­том В.

- Обожала геев. Это было все, что ей нужно, все ее друзья были геями. С ними ей было спокойно. Хорошо го­товила, да и в принципе она была приятной.

Почему же тогда он пытался убить ее? Потому что думал, что она сплетничает о том, как Дональд изменяет Карлу с женщинами. Судя по всему, ей было завидно, что Карл проводит больше времени с Дональдом, чем с ней. И несмотря на то что «в принципе она была приятной», Харви оживился в связи с ней, только когда рассказывал, что мышьяк был лучшим способом ее отравить.

А вот Карла он убивать не хотел. Дональд подтвердил, что давал ему мышьяка ровно столько, сколько было нужно, «чтобы он держал штаны застегнутыми и не шлялся по разным паркам». Но вскоре выяснилось, что этого недостаточно, чтобы держать Карла в узде: «В конце концов, дошло до того, что его несло и рвало, а он все равно уходил искать сексуальных приключений».

Мы прошлись еще по нескольким его внебольничным убийствам.

Соседка Хелен Мецгер: «Очень милая была женщина. Карл вытянул из нее примерно сто тысяч, и она собира­лась идти в полицию, а я не мог позволить, чтобы она пошла в полицию. Меня бы по допросам затаскали, а мне не нужны были всякие проблемы на работе в этой связи».

Коснувшись убийств из милосердия, Харви сказал, что хуже всего было работать в онкологическом отделении. Очень многие там были при смерти и не имели родственников, вот и приходилось ему избавлять их от страданий по собственной инициативе. По его мнению, все было бы нормально, останься он на общем уходе. С тем, что убий­ца уже рассказал мне о себе, эта идея никак не стыковалась.

За личиной простого и покладистого Харви скрывался изобретательный и находчивый преступник.

Узнав о том, что смерть Натанаэла Уотсона вызвала подозрения, он разработал план побега. Идея была на­столько хитроумной, что больше походила на лихо закрученный детективный сюжет, чем на реально осуществимый план.

Дональд рассказал, что три или четыре ночи подряд обходил гей-бары в поисках похожего на себя мужчины. Подходящему кандидат/ он сказал бы, что работает в больнице и опасается подцепить СПИД, поэтому прежде, чем заниматься сексом, ему нужно проверить его кровь. Получив кровь на анализ, сделал бы перекрестную пробу на совместимость, а не тест на ВИЧ.

В то время Харви жил в доме на колесах с газовым отоплением. Знакомый директор похоронного бюро говорил ему, что может достать динамит, который иногда бывает нужен на кладбищах для подрыва твердых пород под сло­ем почвы. Идея Дональда была в том, чтобы убить похожего на себя человека, оставить труп в своем доме на ко­лесах и инсценировать взрыв газового баллона.

Я спросил Харви, куда именно он собирался бежать. По моим предположениям, это должна была быть Мекси­ка. Как ни странно, но это был единственный вопрос, на который Дональд не стал отвечать. Как будто и много лет спустя эта часть плана побега все еще оставалась для него актуальной.

Как бы то ни было, но с планом ничего не вышло. У единственного более или менее похожего на него мужчины оказалась другая группа крови. Кроме того, чуть позже убийца понял, что одной только группы крови может оказать­ся недостаточным: афера вскрылась бы при проведении ДНК-анализа. Хотя, с другой стороны, к этому моменту Харви, возможно, был бы уже далеко.

Здесь интересно то, с каким старанием он разрабатывал свой фантастический план тогда и насколько глубоко предавался мечтам о строительстве, уже сидя в тюрьме. У меня сложилось впечатление, что эти мечты помогали ему оставаться эмоционально уравновешенным, подобно тому, как Банди успокаивал себя уверенностью в соб­ственном умении манипулировать и изворачиваться. Иными словами, Дональд всегда нуждался в месте, куда мож­но было бы сбежать, если не на самом деле, то хотя бы мысленно. И это вполне соответствует бурному воображе­нию остальных серийных убийц.

Подобной мечтательностью были пронизаны многие аспекты сознания Харви. Когда я спросил его о причинах депрессии, из-за которой он совершил несколько попыток самоубийства, Дональд отрезал: «Действительно хотел бы - сделал бы все как надо, будьте уверены».

Я пришел к выводу, что ему вообще было свойственно нежелание усложнять что-либо. Говоря о прогуле, кото­рый Харви совершил, чтобы не проходить обязательный для всех сотрудников тест на полиграфе, он сказал, что не помнит подробностей того дня, но заметил:

- Я-то знал, что социопат без проблем пройдет его, если захочет.

- Считаете себя социопатом? - спросил я.

- Скажем так, в основном люди обо мне именно так и думают.

- А вы сами что думаете?

На его лице вновь появилась кроткая, почти блаженная улыбка:

- Я просто Дональд Харви. Я совершенно не изменился. Я исправился. Я в полном порядке. Я готов к выходу на свободу.

Наверное, ничто другое не говорит столь же ясно о неспособности или неготовности Харви разобраться в са­мом себе и побудительных мотивах своего поведения. Хотя возможно и то, что он уже сделал это, но считает всех остальных слишком тупыми, чтобы разобраться, что там к чему.