— Это от природы я такой красный, как морковка, — грустно улыбнулся он. — Я знал, что мое признание не тронет тебя. Неужели ты любишь этого грубого кабана? Он не стоит и мизинца на этой маленькой прекрасной ножке.

Вдруг он бухнулся на колени и погладил пальцы ее ног. Ирина отступила назад.

— Не надо, Иван, поднимитесь. Это же смешно в конце концов.

Он грузно поднялся и, несмотря на сильное смущение, нашел силы прямо посмотреть ей в глаза.

— Ирина, ты сейчас убедишься, что я ничего не хочу скрывать от тебя, что я до конца откровенен. Пойдем со мной!

— С меня довольно экскурсий, — жестко сказала она. — И сюрпризов.

— Всего на секунду. Больше я не буду навязывать тебе свое присутствие. Я очень прошу.

Она поддалась на уговоры — уж слишком жалким он показался ей, униженным и оттого искренним. Они вернулись к парадному крыльцу, вошли в дом. Иван открыл дверь своей спальни, жестом пригласил Ирину следовать за ним. Ирина шла с двойственным чувством, боясь, что это коварная уловка с его стороны. Она покосилась на огромную, застеленную атласным покрывалом кровать, но Иван держался на расстоянии, всем видом показывая добрые намерения. На стене висел плоский плазменный телевизор. Иван взял пульт, нажал несколько кнопок. На экране отобразилась знакомая картинка — бассейн в виде грота.

— Что это? — холодно спросила Ирина.

— Это скрытая видеокамера.

— Значит, первоначальным твоим замыслом было…

— Признаюсь, была такая мысль. Но тебя нельзя обманывать. Ты не такая…

— …как все? — насмешливо закончила она его стандартную фразу.

— Нет, то есть да. Дьявол! Я давно не был таким бестолковым мальчишкой. Тебе я не могу врать. Именно с тобой хочется быть лучше, понимаешь?

— Понимаю, но ничем не могу помочь.

Она вышла из спальни, оставив его наедине с разбитыми вдребезги мечтами.

Обедали в летнем ресторане с видом на Дунай. Сергей Владимирович выглядел уставшим и слегка подавленным. Он односложно отвечал на вопросы Ивана, избегал Ирининых взглядов, делая вид, что увлечен едой. Но Ирина заметила, что ест он без аппетита, через силу заставляя себя проглатывать суп с клецками. Зато Алена уплетала и суп, и шницель, и рогалики с ореховой начинкой с такой ненасытностью, что мать начала опасаться за ее самочувствие во время речной прогулки.

— Уф! Вкуснятина! — вытирая рот салфеткой, вздохнула Алена и откинулась на спинку стула. — Дядя Ваня, вам повезло родиться в таком месте. Правда же, мама? Живи себе и жуй всякие галушки, да рогалики с кнедликами. Лафа!

— А ты переезжай сюда, — серьезно сказал Иван, метнув прищуренный взгляд на Ирину.

— Боюсь, что скоро тебе надоест в этом маленьком городе, — вмешался Дубец, — снова потянет на родные просторы.

— А мне нравится путешествовать, — беспечно щебетала Алена. — Я бы все время переезжала из одной страны в другую. Зиму, например, проводила бы в Швейцарии или в Австрии, весной отправилась бы в Париж, летом хорошо и здесь, в Словакии, а осенью поехала бы сначала в Италию, а оттуда — в Нью-Йорк.

— Отличный маршрут, — усмехнулся Дубец. — А Россия в нем не предусмотрена?

— Ну почему? На новогодние праздники я бы обязательно возвращалась домой.

— И на том спасибо. Но маленькая деталь, то бишь богатый муж, который обеспечит тебе такую жизнь, как-нибудь вписывается в твои планы?

— Разумеется, — без тени смущения отвечало дитя своего века. — Пока он подписывает свои контракты и разные там сделки, я бы занималась своими делами, а потом уж мы вместе отдыхали где-нибудь в Татрах или Альпах.

Ирина, опустив глаза в чашку с чаем, напряженно ждала, когда дочь прекратит болтать этот вздор. Останавливать ее, делать при всех замечание она сочла неприличным. Ведь рядом сидел не карапуз, которого можно и шлепнуть, если он не в меру расшалился. Свое жизненное кредо как на блюде выкладывала ее собственная дочь, почти взрослая девица, фигурой не уступающая супермоделям, а по внутреннему содержанию напоминающая заурядную купчиху из пьес Островского или современную обитательницу фешенебельных пригородов Москвы. Иван, заметив, что Ирине стыдно слушать Аленину болтовню, поторопился завершить затянувшийся обед. Вскоре они отправились в речной порт.

Прогулка по Дунаю сулила много удовольствий, но то, что гостям пришлось увидеть во время путешествия, превзошло все их ожидания. Красоты дунайских берегов с голубыми отрогами Малых Карпат, черепичными крышами средневековых строений, шпилями готических замков, бесконечными садами и лесами, богатством красок которых можно упиваться до изнеможения, оставили настолько сильные впечатления, что на причал выходили одурманенными и навсегда влюбленными в здешние места.

К сожалению, Ирина уже не чувствовала себя такой свободной, как прежде. Ее тяготило признание Ивана. К тому же она постоянно ловила его грустные взгляды, хотя он и старался прятать их под маской равнодушия. «Господи, зачем он это сделал? — сожалела она. — Как хорошо было раньше — легко, спокойно. Даже выходки Сергея уже не так сильно раздражают. Странно, но я привыкаю к ним, как любая жена привыкает к самым неприглядным изъянам мужа. Оказывается, с этим можно жить. И даже без любовной горячки». Но она невольно сравнивала мужчин. Ей вдруг подумалось, что, если пришлось бы выбирать между ними, она предпочла бы Ивана. Ей импонировали его несокрушимое добродушие и уравновешенность, спокойное осознание своей силы — без хамских замашек, столь характерных для Дубца.

Она отказалась от посещения местных пабов — пиварен, как ни уговаривал ее Иван попробовать словацкого пива в «обществе истинных ценителей «Урпина», «Топвара» и «Штейна». В конце концов поняв, что уговаривать бесполезно, он посадил ее в такси и отправил домой. Алена осталась с мужчинами.

В саду Ирине встретился пожилой седовласый мужчина, солидностью не уступавший министру, в соломенной шляпе и брюках на клетчатых помочах. Он подрезал розовые кусты. Завидев Ирину, садовник выпрямился и почтительно приподнял шляпу. Она с улыбкой поздоровалась и немало удивилась хорошему русскому языку мужчины. Его ласковая доброжелательность располагала к разговору, тем более что ему очень хотелось поговорить о России и узнать Иринины впечатления о своей любимой Братиславе. Она с воодушевлением рассказала о путешествии по Дунаю. Вацлав — так представился садовник — с внимательным прищуром слушал, делая небольшие замечания, удивляясь зоркости и образной речи молодой русской. На крыльцо вышла средних лет статная женщина в переднике и косынке, повязанной назад. Она поздоровалась и по-словацки обратилась к садовнику. Он закивал, а потом пригласил Ирину разделить с ними скромную трапезу. Она согласилась. Расположились в беседке, что стояла среди кустов жасмина и шиповника. Увитая цветущими клематисами, беседка была прекрасным местом отдыха после трудового дня. Гелена, домработница Ивана, прикатила тележку с тарелкой нарезанного сыра, вяленой рыбой, булочками и тремя бутылками пива. Ирина про себя посмеялась над собой — от пива убежать так и не удалось. Но в такой жаркий день светлый «Урпин» из холодильника оказался как нельзя кстати. Гелена, веселая, разговорчивая женщина, кокетничала с Вацлавом, расспрашивая его о молодых годах. Тот посмеивался, отбиваясь от ее настойчивых вопросов, но было видно, что ему по душе эта невинная игра, возвратившая его в лучшие времена. Ирина цедила мелкими глотками холодное пиво и слушала их диалог, удивляясь, что многое понимает в их речи. Незаметно разговор зашел о хозяине дома, Иване. Гелена поведала Ирине о первой жене Ивана, умершей еще в молодости от рака.