в этом хищнике больше метра, масса за сотню кило точно, силища, ну не будем о грустном. И ведь основой для этой горы послужил обычный человек, в которого он обращается будучи оборотнем, отличающегося от волколака только тем, что тот уже окончательно становится зверем.

— Шелест, живой⁉ — подбежав спросила Рябова.

Матвеев тоже рядом, но в отличии он Эльвиры Анатольевны не пытается мне помочь, а посматривает окрест, сжимая драгунскую фузею. Нечто среднее между пехотной и кавалерийским карабином. Как по мне, то всё равно громоздкое. Не для леса оружие. Хорошо хоть палить не стали.

— Со мной всё в порядке, — осмотрев себя, сообщил я.

Склонился над убитым зверем и выдернул из глазницы нож. Обтирая клинок о гладкую серую шерсть, приметил под ней что-то тёмное. Провёл ладонью против шерсти и сумел разобрать рисунок узора «Повиновения». Вполне ожидаемо.

— Просто и банально, — заметил Матвеев.

— Кстати, до полнолуния ещё два дня, а он уже полностью обратился, — заметила Рябова, имея ввиду то, что после смерти зверь не принял человеческую форму.

— Так ведь этот гад ворует одарённых детей, а у нашего брата процесс идёт быстрее, — заметил Матвеев.

Показалось, или я расслышал в его голосе разочарование? Скорее всего так и есть. А и то, шутка сказать, такой ценный ресурс и валяется бесполезным трупом. Мне ведь его желчь не употребить, потому что не инициированный, и сам оборотнем стану. А им нельзя, так как зверя нужно убить самолично.

М-да. Вот интересно, стал бы я извлекать и глотать желчь? Сейчас-то я точно знаю, что не буду этого делать, но ведь я и инициацию не прошёл. А как оно сложится после этого? Пересилит ли во мне желание обладать сильным даром, отвращение к каннибализму? Я взглянул на целый глаз волколака. Несмотря на остекленевший взгляд он всё ещё источает ненависть и жажду убийства. Но это человеческий глаз. Да ну его к ляду, не стану я ничего жрать!

Отогнав от себя наваждение, подобрал свой карабин и двинулся дальше. Я пришёл сюда не для самокопания и нравственных метаний, а чтобы спасти сестру. И для того чтобы это клятое клеймо исчезло мне нужно убить некоего урода по фамилии Седов…

Имение представляло собой обычный помещичий дом, в том же стиле, что и наш. Одноэтажный, с колоннадой и фронтоном над крыльцом. По бокам широкая терраса, с одной стороны стоит обеденный стол, с другой несколько кресел качалок. Сзади хозяйственные постройки, а чуть дальше деревенька.

Странная она какая-то. Так-то вроде всё в порядке, в два ряда стоит восемь добротных изб, что говорит о восьми семьях крепостных. По двору усадьбы и небольшой улице деревеньки ходят молодые бабёнки и под стать им мужички. Вряд ли среди них есть кто-то возрастом старше двадцати пяти. И ни одного ребёнка или старика. Вообще. А так не бывает. Если только не выкупать молодых крепостных.

И тут до меня дошло. Узор «Повиновения», всё дело в нём! Согласно закона узоры наносят по достижении восемнадцати лет. С одной стороны, с этого момента организм считается полностью окрепшим и набравшим силу. С другой, мужчина ведь может угодить и в рекруты, а в армии в почёте другие узоры. Крестьянам же, как правило, наносят «Силу» и «Выносливость», необходимые им для работы.

Не инициированному больше двух нанести не получится. Одарённым с каждым рангом добавляется и количество узоров, но даже один, блокирует дальнейшее развитие вместилища, которое по сути и определяет ранг.

Так вот, Седов по ходу выкупал молодых и не имеющих узоры, после чего делал их преданными лично себе, обеспечивая тайну соей деятельности. От них этого не скрыть, как ни старайся. Потому нет и стариков. Отсутствие детей объясняется тем же, не станешь же рисковать и им наносить узор в нарушение закона.

Как глупо иметь в своём непростом хозяйстве и мелких проныр, которых не удержат никакие запреты, и перед которыми не устоят никакие запоры. А там и болтать начнут лишнее. В то время как их отсутствие возможно объяснить рачительностью хозяина. Есть целый ряд помещиков считающих, что раньше двадцати пяти лет девицам лучше не рожать, так как только в этом возрасте получается крепкое и здоровое потомство. Ну да, отношение как к скотине. А кто ещё для них крепостные?

И ещё такой момент. Нет ни одной собаки. Самая настоящая небывальщина, потому что они есть везде. Но только не там, где за свою зверушку выступает волколак. С инстинктами бороться практически нереально. Как тот же пёс с узором погнался за котом, точно так же волколак не способен удержаться при виде бобика.

Сколько ни вглядывался, но ни сестру, ни Столбову так и не увидел. Возможно, что несмотря на клеймение их держат взаперти. Мало ли кто может пожаловать в гости, а тут две девицы, явно не крестьянской наружности. Значит нужно подобраться поближе и обследовать постройки на заднем дворе.

Я заложил петлю, используя заросли бурьяна и складки местности подобрался к постройкам сзади. Не сказать, что было просто, но и не так чтобы сильно сложно, ведь, что ни говори, а народу в имении откровенно мало. Чего не сказать о заботах. Ведь от полевых работ не откреститься, нужно же создавать видимость, а пашня сама себя не обработает.

На хозяйственном дворе находился только конюх, сидевший у открытой конюшни и чинивший сбрую. Рядом сеновал, дальше житница, а то как же имение и без хранилища для зерна. Чуть в стороне баня.

Но моё внимание привлекла постройка рядом с ней. Весьма странная, должен заметить. Оконные проёмы выходящие на хоздвор были затянуты бычьими пузырями, и это нормально. Но торцевое забрано бликующими под этим углом стёклами, что для банальной хозпостройки дорогое удовольствие.

Я вновь заложил дугу, подбираясь к этому окну так, чтобы ближний угол строения скрывал меня от конюха, а дальний со стороны деревеньки. Заглянул в окно. Хм. А вот похоже и рабочий кабинет хозяина, который он решил устроить подальше от случайного взгляда гостей, которым на хоздворе нечего делать.

Внутри я рассмотрел стол с ремнями. Нечто похожее имеется и у нас в имении, как и у соседей, для фиксации человека при нанесении узора, что ни говори, а процедура болезненная. Но у нас ремни убираются, а стол используется и для других нужд, здесь же всё основательно и заточено только под одну цель.

Перед окном рабочий стол с какими-то бумагами, на стене полки с книгами. Напротив дверь, и ведёт она не на улицу, а сам кабинет никак не мог занимать всю постройку.