Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хрипя и корчась, схватился за шею. Ее захлестнуло петлей и стягивало все туже.
«Второй набросил аркан…» — почти безразлично подумал я. Тело билось в грязи, сознание гасло.
— Я чересчур погорячился. Пока не нужно убивать эту мерзость, Элиамальдор, — расслышал я через шум крови в ушах, и петлю ослабили. Я сипло вздохнул и закашлялся — дико, спазматически.
Не убили. Им что-то нужно. Однако, кажется, ненадолго…
Скорее всего, будут спрашивать про кита-скорпиона. Как они вообще о нем узнали?
И даже не дернешься никуда — петля-то на шее!
— Так откуда здесь гимори? — уже спокойно, как будто ничего и не было, переспросил эльф. — Я чувствую в тебе темную силу, гадостное отродье, но ты не заклинатель. Что это за гимори? Почему он здесь?
— Нет тут никакого гимори, — прохрипел я, на всякий случай оттягивая веревку. — Не знаю.
— Ты лжешь, грязный выродок, отравивший кровь звезд, — спокойно ответил ушастый мерзавец. — Далеко на подъездах к городку маложивущих нам стало очевидно, что здешние земли осквернены пребыванием твари, противной живому. Лес поведал нам. Где она? Откуда она?
Черт возьми, я ведь четко разбираю все, что он говорит! Даже имя сволочи с арканом! Да я бы и в прежней жизни не воспринял эту тарабарщину!
— Посмотри мне в глаза, гнилокровый, — продолжил эльф.
Я мельком глянул на него и утонул в горящих омутах. Захотелось сразу рассказать все, что узнал о членистоногой твари, — неодолимо и искренне, будто лучшему другу. И я начал рассказывать. О китовой туше на паучьем ходу, о человеческой руке и множестве глаз, о том, какая она умная…
«Да это ж какой-то гипноз», — прояснилось вдруг в голове. Меня словно ледяной водой окатили. Нет уж, больше ничего не выдам! И так сказал слишком много…
Я замолчал, исподлобья глядя на длинноухого гада. Тот нахмурился, чуть прищурил глаза. Возникло ощущение, что в мозгу легонько засвербило. Я тряхнул волосами, перевел взгляд.
Как же болит шея. Неслабо придушили, борозда останется… Ковбой хренов.
— Занятно… — протянул эльф. В бархатном тоне проскользнуло замешательство. — Все равно расскажешь. Элиамальдор, свяжи ублюдка, пожалуйста. Придется везти с собой поганую кровь.
— Мы не вернемся в поселение грязерожденных? — равнодушно поинтересовался второй. Голос у него был моложе и звонче.
— Нет, все прекрасно выполнят и без нашего участия. Выступаем прямо сейчас. Живая скверна значит стократ больше. Упускать чернокнижника недопустимо. Мир не простит.
Меня скрутили, обмотав запястья и щиколотки жесткой веревкой. Что характерно, петлю с шеи так и не сняли. Перекинули через лошадиный круп, как куль с картошкой. Да еще и привязали к каким-то кольцам на седле. Полная беспомощность. Полнейшая.
К черту эти мысли. Пожалеть себя я всегда успею. А сейчас надо сосредоточиться на том, как выкрутиться теперь. К эльфам мне точно нельзя. Все даже хуже, чем раньше подозревал. Урод, который со мной беседовал, — не просто расист. К такому отношению я давно привык. Но он же меня возненавидел буквально с первого взгляда. Когда он впервые разглядел меня… Столько презрения и ненависти. При воспоминании невольно сжались кулаки. С предыдущим хозяином тела он вряд ли был знаком. Так что презрение и ненависть — лично ко мне. Кого он во мне узнал? Какая еще «гнилая кровь»?
Эльфы двигались молча. Обогнули опушку и выехали на дорогу. Кстати, да. С чего бы мне так хорошо понимать их речь?.. Вот тоже загадка. Обязательно бы спросил, не будь я привязанным пленником, которого везут с собой, как неприятный груз.
Неужели я и правда наполовину эльф и именно поэтому так отвратителен им? Да как же этот полукровка вообще появился на свет? И почему его не убили еще в утробе — или сразу при рождении? Может, все-таки искусственно сделали?
Мало того, они еще и узнали о моей связи с чудовищем. О которой я сам и сболтнул, так что не отвертишься. Плохи мои дела.
Мозг лихорадочно перебирал любые возможные варианты. Как сбежать? Увы, в голову лезли только самые дебильные идеи. Наподобие того, чтобы перетереть веревку об удачно подвернувшуюся ветку. А потом, видимо, перестрелять эльфов голыми руками. Конечно же, никаких веток на ходу не подворачивалось.
Стоп, а ведь мысль не такая уж тупая! Ну, не насчет перестрелять, конечно. Когти-то мне на что? Украдкой обронил рукавицу и проверил — выворачивать кисти очень неудобно, но веревку хорошо царапаю. И еще — котомку не отняли! Явно побрезговали ко мне лишний раз прикасаться. Да уж, чего им бояться? Что может быть в сумке у лесного отродья?
А в сумке у меня, среди прочего, завалялся пузырек горючей смеси. Такой же, какой в свое время подкинули в подвал Яцеку. Достал по случаю. Если ударить его о твердое, то загорится даже снег — хоть и ненадолго. Лошадей точно напугает, а дальше будет видно.
Главная трудность — руки у меня свисают с бока лошади, а сумка прижата к телу. И лямка уже изрядно врезалась в ребра. Осталось расковырять когтями прочные волокна, да так, чтобы конвой не заметил. Развязать не смогу, а вот тихонько разодрать, наверное, выйдет.
Значит, скоблю веревку и жду привала. Или еще какой-нибудь оказии. Основное — добраться до котомки. И распотрошить ее. Ведь там у меня и другая гадость есть. Едкая щелочь, например. Ей можно попробовать пережечь веревку на ногах. И на шее, черт… Только ожоги будут. Но это в моем случае вовсе не самое страшное. Впрочем, едва ли оно будет быстрее, чем когтями.
Или попортить спину бедной лошади, чтобы от боли она попыталась скинуть седока. И меня заодно. А пока будут разбираться с ней — дойдет и до горючего пузырька.
Следующие полтора часа я сосредоточенно возил когтями по веревке. Результаты были: волокна растрепались, постепенно поддавались. Изредка всадник, ехавший впереди, оборачивался — и тогда я усиленно старался прикинуться безвольным телом. Пока вроде получалось. Остается надеяться, что размочаленную веревку в ночи он не высмотрит.
Увлекшись, я едва не слил все свои шансы: эльфы вдруг остановили коней, а я отреагировал лишь пару мгновений спустя. И еще секунд через пять понял: причина была в лесу. Из чащи доносился треск ветвей и сучьев. Лошади нервно всхрапывали. Кто-то спешил, продирался сюда. Кто-то огромный и