из редакции «Нового мира» он отправился к своим знакомым Теушам, квартира которых, по его собственному свидетельству, к этому времени уже была на примете у КГБ и откуда, если верить ему, он незадолго до описываемых событий решил забрать все свои рукописи (14).

Излагая дальнейшее развитие событий и имея в виду рукопись романа, А. И. Солженицын пишет: “Правда, я несу ее на опасную важную квартиру (Теушей — А.О.), где еще недавно хранился мой главный архив — тот самый, в новогоднюю ночь увезенный из Рязани. Но основную часть похоронок, все сокровище, я недавно оттуда забрал, осталось же второстепенное, полуоткрытое, вроде “Свечи”» (15). Отмечая, что он принес рукопись романа «на опасную важную квартиру», А. И. Солженицын далее пишет: «несу ее, собственно, даже не прятать» (16).

Для чего же тогда? Уж не для того ли, чтобы ее там нашли?

И действительно, не прошло недели, как 13 сентября 1965 г. около 16.00 в Борзовке появилась Вероника Штейн. Она принесла весть о том, что у Теушей был обыск и роман «В круге первом» конфисковали (17). «Было к вечеру, — пишет А. И. Солженицын. — И поспешно побросав в автомобиль какие-то вещи с собой и что было из рукописей (без нас через час могут приехать и обыскать), мы поехали подмосковными дорогами, минуя Москву, на дачу к Твардовскому: успеть сообщить ему, пока я не схвачен» (18).

У А. Т. Твардовского было решено обратиться по этому поводу к П. Н. Демичеву. «Я, — вспоминает А. И. Солженицын, — тут же стал писать черновик письма — и первой легчайшей трещинкой наметилось то, что потом должно было зазиять: А.Т. настаивал на самых мягких и даже просительных выражениях. Особенно он не допускал, чтобы я написал «незаконное изъятие»… Я вяло сопротивлялся… К позору своему, я уступил, переправил холуйским словом «незаслуженное» (19).

Куда же, согласовав с А. Т. Твардовским текст своего письма на имя П. Н. Демичева, отправился Александр Исаевич? «Покинув дачу Твардовского, — писала Наталья Алексеевна, — едем в Москву. И не потому, что надо сдать письмо в ЦК, но еще, чтобы узнать подробности» (20). Логично. Исходя из воспоминаний Натальи Алексеевны, можно подумать, что это произошло вечером 13 сентября. Однако вот, что пишет на этот счет Александр Исаевич: «После бессонной палящей ночи мы с женой рано поехали в Москву» (21).

Следовательно, в Москву они отправились только на следующий день. Где же они провели «бессонную палящую ночь»? Может быть, в Пахре, у А. Т. Твардовского? Нет, когда утром 14-го Ж. А. Медведев приехал в Борзовку, он застал Солженицыных там (22). К моменту его приезда у Александра Исаевича уже были готовы письма не только на имя П. Н. Демичева, но и Ю. В. Андропова, Л. И. Брежнева и М. А. Суслова (23). «Эти письма, — пишет Ж. Медведев, — Александр Исаевич просил меня отправить в Москве» (24).

Следовательно, узнав вечером 13 сентября о провале романа и поставив об этом в известность А. Т. Твардовского, А. И. Солженицын не помчался в Москву, чтобы узнать там подробности произошедшего, а спокойно вернулся в Борзовку (24).

Между тем в «Теленке» он описывает свое тогдашнее состояние совершенно иначе. «…Провал мой в сентябре 1965, — пишет Александр Исаевич, — был самой большой бедой за 47 лет моей жизни. Я несколько месяцев ощущал его как настоящую физическую незаживающую рану — копьем в грудь, и даже на прокол, и наконечник застрял, и не вытащить. И малейшее мое шевеление… отдавалось колющей болью… Сейчас даже не понимаю, почему открытие «Круга-87» показалось мне тогда катастрофой» (25). Если верить А. И. Солженицыну, в первый раз его посетила мысль о самоубийстве (26).

14 сентября Александр Исаевич направил свое письмо П. Н. Демичеву. Самое простое было бы опустить его в обыкновенный почтовый ящик или сдать на почте как заказное, в крайнем случае, отнести в Приемную ЦК КПСС. Однако «угрожаемый автор» поступил иначе: «Пересек солнечный, многолюдный и совсем нереальный московский день, — пишет А. И. Солженицын, — опять через пронзительный контроль вошел в лощенное здание ЦК, где так недавно и так удачно был на приеме; прошел по безлюдным, широким как комнаты обставленным коридорам, где на дверях не выставлено должностей, а лишь фамилии — неприметные, неизвестные, стертые; и отдал заявление уже мне знакомому любезному секретарю» (27).

Вот так. Оказывается, гонимый, преследуемый, с минуты на минуту ожидающий ареста А. И. Солженицын имел возможность свободно пройти в здание ЦК КПСС. Не в общую приемную ЦК КПСС, куда мог обратиться каждый, а в приемную одного из секретарей ЦК КПСС. Следовательно, или он имел постоянный пропуск, что маловероятно, или же на него был выписан разовый пропуск, что представляется более правдоподобным. Но в таком случае ему необходимо было предварительно связаться с приемной П. Н. Демичева по телефону и получить разрешение на вход. Такое разрешение давали не каждому.

Из ЦК КПСС А. И. Солженицын заехал в «Новый мир» (28), а затем на нейтральной территории (29) встретился с Сусанной Лазаревной Теуш. Описывая эту встречу, Н. А. Решетовская отмечала: «Ни до, ни после я не видела мужа в подобном состоянии. Он сидел, откинувшись на спинку дивана. Руки его бессильно вытянулись. Глаза закрыты. Состояние полной прострации» (30). От Сусанны Лазаревны А. И. Солженицын узнал, что в руках КГБ оказался не только его роман, но и другие рукописи (31).

Последний факт заслуживает особого внимания.

С одной стороны, в «главном тексте» «Теленка», написанном весной 1967 г., рассказывается, как, забирая у В. Л. Теуша свое основное хранение, Александр Исаевич проявил легкомыслие и не проверил, все ли было возвращено ему. Между тем В. Л. Теуш случайно забыл у себя ряд его рукописей, которые, уезжая на лето, передал на хранение «своему молодому другу Зильбербергу», а вечером 11 сентября «гэбисты одновременно пришли к Теушам (взяли «Круг») и изо всех друзей их — именно к Зильбербергу»(32).

Рассказывая далее о своем приезде в Москву 14 сентября, Александр Исаевич тоже в «главном тексте» воспоминаний отмечает: «После бессонной палящей ночи мы с женой рано поехали в Москву. Там через несколько часов я узнал от Теушей о горшей беде: что в тот же вечер 11 сентября были взяты и “Пир победителей”, и “Республика труда”, и лагерные стихи! — как это могло получиться; ведь я это все забрал у Теушей! — я еще понять не мог. Вот она была беда, а до сих пор — предбедки! Ломились и рухались мосты под ногами, бесславно и преждевременно» (33).

Выраженное здесь недоумение представляется по меньшей мере странным. Что тут понимать, если несколькими строками выше уже сказано, что 14 сентября в Москве от Сусанны Лазаревны Александр Исаевич не только узнал, что одновременном с обыском у Теушей был обыск у И. И. Зильберберга, но и получил объяснение, как его рукописи оказались у последнего (34)?

Еще более странно то, что в «Пятом дополнении» к «Теленку»,